Только с юга Кандалакшский залив Белого моря. Но противоположный берег залива тоже утыкан сопками. А мы внизу. Какой кругозор? Что видно? И что делать?

Можно ничего не делать. Кто-то так и поступает. Сидит в своей норке, разинув рот, и ждёт: ага, упала крошка, проглотил и снова ждёт.

А кто-то, наоборот, как в стихотворении Глеба Горбовского: «Роет землю, словно плугом, лезет в камень, как сверло…» - что-то делает, к чему-то стремится.

Третьи для расширения своего кругозора смотрят в окно. Да нет, не в обычное. В обычном те же сопки и будут. В телевизионное окно в мир смотрят. Там, в том окне, конечно, многое можно увидеть. Смотришь, например, показывают берег океана, волны ласковые набегают, ты расслабился, поплескаться в той тёплой водичке захотелось, только собрался – раз! – сменилась картинка. Не успел прочувствовать, вжиться - поменяли кадр.

Другое дело книга. Вот в книге читаешь о чём-нибудь, картинку мысленно представляешь, что-то не понял, вернулся назад, задержался на странице, вновь прочитал. Да хоть сто раз перечитывай, никто не торопит. Поэтому я книги больше люблю. Вон у меня их сколько…

Захотелось в Африке побывать, достал нужную книгу – пожалуйста! В Японию хочется – будьте любезны! Нужно по Эрмитажу пройтись – милости просим! Только бахилы не забудьте натянуть.

Смотрю, читаю, что сам хочу. А в телевизоре – что они, там, за экраном, захотят, то и показывают. Конечно, книги лучше. Да и, когда спать ложитесь и уже засыпаете, телевизор под подушку не сунешь. А книжку – запросто! Я люблю засыпать, если книжка под подушкой, а рука на книжке. И спится хорошо, и сны хорошие.

А некоторые засыпают с телевизионным пультом в руке. Какие сны могут быть, если человек целый вечер кнопками на пульте щёлкал, если целый вечер у него перед глазами всякие картинки мелькали? Сплошная мозаика. И сны кошмарные. Вроде спит, но во сне вскрикивает, телом вздрагивает, ногами вздрыгивает, руками взмахивает. И ни сна, и ни отдыха.

И я, и супруга моя много читаем. Да у нас даже кот Кеша лазит по книжным полкам и выбирает: что сегодня почитать? У меня и фото есть такое.

И сына к книгам приучили. Он засыпал на книжках и среди книжек. Как только ползать научился, сразу читать стал. Мы его, как забором окружали книжками-раскладушками, он ползал по кругу вдоль этой ограды, водил пальчиком по картинкам, по буквам, шевелил губами – читал, конечно! Недаром он такой умный вырос!

Только вот теперь не читает книги. Не потому, что все прочитал – некогда. Жизнь у них, у молодых, теперь не то, чтобы хуже и труднее – слишком разнообразная, сложная и дёрганая какая-то. Вот они и дёргаются, бедные…

Но я спокоен – читать он будет. Читательский заряд он получил, а заряд этот всё равно выстрелит.

А низину нашу, в которой мы живём, запросто поднять можно. Вот если сложить все те знания, что находятся в книгах наших городских библиотек, да в школьных библиотеках, да в книжных магазинах, да ещё во всех домашних библиотеках моих земляков – вон гора какая получится – выше любой сопки! С такой горы далеко видать. Дух захватывает!

ПЯТЬ ПО ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Книги Олега Бундура

Чем отличается Заполярье от других географических мест? Да много чем! Ну, вот, например, зима тут приходит рано, быстро и надолго. А лето наоборот: поздно, медленно и короткое. И весна, соответственно, задерживается. В апреле – снега навалом. И бывает, что снова и снова ещё наваливает.

Вот потому-то и решили когда-то закрытие лыжного сезона страны проводить у нас в городе. Конечно, не в самом городе - в лесных снежных окрестностях. Я не знаю, кто это решил, но все мы благодарны тем людям.

Ну, представьте: долгая, холодная зима с полярной ночью, долгая, холодная весна, лета нет и нет, всё надоело и вдруг среди этого всего – праздник – лыжная гонка на семьдесят километров! Лыжники отовсюду приехали, гостей, наверное, столько, как и горожан.

Гонка проводится в первое воскресенье апреля. За речкой Нива снега ещё много, правда, редко, но бывает – на открытых местах он сходит. Тогда к «Буранам» цепляют металлические листы и возят на них снег. Специальными приспособлениями накатывают лыжню.

Лыжная траса – 70 километров, хотя нет, не трасса. Это гонка на семьдесят километров, а сама трасса четырнадцать километров. Вот лыжники и бегут пять раз по четырнадцать, получается семьдесят.

Гонка очень трудная для лыжников. Всю зиму до этого они бегали-гонялись, сил много истратили, а надо ещё 70 километров пробежать… Всё это показывают по центральному телевидению.

Однажды к нам приехал очень известный спортивный комментатор рассказывать о гонке. Он, как всегда, блестяще провёл свой репортаж. После гонки хозяева хорошо угостили гостя, а когда прощались, гость сказал:

- Я отблагодарю Кандалакшу за тёплый приём!

Ну, сказал и сказал. Мало ли, что может человек сказать в расслабленном состоянии. Все и забыли об этом.

Следующей зимой на Зимней Олимпиаде в Сол-Лейк-Сити – это в США - российские спортсмены победили. Комментировал наш гость. И вот он сказал на всю страну:

- В адрес чемпионов пришли поздравительные телеграммы из Москвы, Санкт-Петербурга, Кандалакши…

Мы все прямо обалдели у телевизоров! Так простенько, ненавязчиво прозвучало: из Москвы, Кандалакши… Где Москва, а где Кандалакша? И вот, благодаря ему, оказались на одной ступеньке с Москвой.

Умеет человек слово держать! Я вообще очень трепетно отношусь к этому. Не можешь – не обещай. Пообещал – сделай. Пообещал, не получается сделать, предупреди заранее, что не выполнишь обещанное. И человек не будет надеяться напрасно.

На гонки приходят почти все жители города, кроме младенцев и стареньких бабушек. Дедушки приходят, что вы! А бабушкам и младенцам трудно будет три часа на морозе выдержать, да вдруг метель начнётся – и такое было.

Много людей приходят потому, что наши кандалакшские лыжники обязательно занимают призовое место. Или даже два! Вот, чтоб три места – такого, к сожалению, не случалось.

Недоброжелатели и злопыхатели бурчат за спинами, что наши побеждают, потому что никто не мешает. А когда другие лыжники бегут, то им лыжню переходят лоси, медведи, мелкие звери – зайцы, лисы. И птицы летают, всякие гадости кричат.

Да неправда это! Наши лесники всё зверьё заранее предупреждают, чтоб подальше в лес уходили и никому не мешали. Лоси и сами не дураки, чтоб на такую толпу лезть. А медведи вообще по берлогам спят ещё. Тоже мне, болтают, Бог знает что… Птицы, правда, летают, в самом деле, вороны. Но кричат своё обычное: кар-кар.

Наши побеждают потому, что правильно говорят: дóма и стены помогают. Да если ещё эти стены живые вдоль трассы стоят, если эти стены машут руками, флажками, шапками, кричат, подбадривают – как не победить? Вот и побеждают.

Да и не только это. Вон кандалакшские саночники сколько раз побеждали на международных соревнованиях в чужих городах. Даже странах! В прошлом году в Италии: Катя Лаврентьева, И. Лазарев, П. Поршнев стали чемпионами.

Просто люди настоящие у нас. Я об этом уже сколько говорю…

А лыжные гонки сейчас у нас не проводятся. Сейчас проходят другие гонки, за другие пьедесталы, за другие места и кресла…

Я ПРО ТО И ГОВОРЮ

Книги Олега Бундура

Всем хороша наша Медвежка! Слышите: ш-ш-ш? В первых словах уже шорох и шёпот листьев в лесу. Потому что со всех сторон лес окружает Медвежку.

Мы находимся на самом юге Кольского полуострова. А южнее нас – Карелия.

Если продвигаться с юга до Мурманска, то природа и климат меняются постепенно. Привык к одной местности, дальше пошёл. Это также, когда выходишь из тёплой горницы в сени, освоился с этой температурой - потом уже и за дверь, на мороз.

Вот и Кандалакша наша, как сени между Карелией и всем остальным Кольским полуостровом. Через два часа езды от нас начинается лесотундра, а дальше уже тундра, а ещё дальше Баренцево море, Ледовитый океан и Северный полюс – бр-р-р – холодина, я был там!

Так вот, про Медвежку нашу дачную. Всё тут есть: и лес, и сопки, и болота с озёрами. Как раз рядышком с нами тоже есть озеро. Мы его называем Мёртвым – нет рыбы в нём.

Утки, конечно, на лапах приносят икринки, к середине лета даже мальки могут появиться, но зимой гибнут. Озеро-то глубиной полметра всего, а дальше под водой – ил бездонный. Вода промерзает, рыба гибнет. Но утки есть. Прилетают весной три пары. И мы бережём их – не рассказываем горожанам, чтоб охотники осенью не постреляли.

Чужие не бьют уток, а среди наших дачников завёлся один хмырь – застрелил утку прошлой осенью. Потом объяснял нам – для того, чтоб собаку натаскать, научить, то есть, за утками плавать. Пришлось и его самого натаскать. Нет-нет, что вы, без рук! И в воду не бросали. Просто собрались и поговорили по-мужски. Хорошо поговорили. Хмырь этот после разговора готов был бежать на другие озёра, ловить там уток и выпускать в наше.

Но это дело зряшное: утки прилетают и живут там, где они на свет родились.

Этой весной они снова появились. Сейчас уже утята за ними плавают, как лодочки за пароходом. Плавают и крякают:

- Кря-кря, кря-кря, не зря, не зря вы того хмыря… кря-кря!

Всем хороша Медвежка, но дорога к ней плохая. Три километра по лесу, камни, лужи. С каждым годом лужи становятся глубже, а камни всё больше из земли вылезают.

Но лужи-камни, ладно… А вот подъёмчик есть один – это серьёзно. Метров двести он. По прямой дороге двести метров – пустяк. А если вверх – проблема. Он сам по себе крутой, да ещё с двумя поворотами, да опять те же камни и канавки. Их вымывает дождями, но больше талой водой.

Летом приведём в порядок, грунт набросаем, утрамбуем, а весной то же самое.

Так и воюем с ним – то все вместе, то по одному. В этом году славно потрудился наш дачник один. Почти весь подъём заровнял. Тот самый дачник, что утку застрелил. Тогда мы его все ругали, а теперь все благодарим. Исправился человек. Вот что значит правильное воспитание!

А вторая беда – электричество, вернее, отсутствие его. Когда начинали всё это, не протянули провода. Тогда можно было. А сейчас нашим маленьким коллективчиком не осилить, никаких денег не хватит.

Но все уже как-то приспособились: керосиновые лампы, свечи, диодные лампы, аккумуляторы, а кто-то электростанцию переносную купил. К ней можно и телевизор подключать, и электродрель, и холодильник, и свет даёт она.

Я, так, совсем не страдаю из-за того, что электричества нет. До середины августа ночью светло, как днём. Тем более, в моём домике только на первом этаже пять окон. А ближе к осени лампочки присоединяю к автомобильному аккумулятору – и поужинать можно, и почитать.

А телевизор на дачу мне и даром давайте! В любое окно посмотрю – картинка лучше, чем в телевизоре. Да и потом, наработаешься днём, поужинаешь, по какой-нибудь улице пройдёшься – их у нас четыре – посмотреть, что и как у кого растёт, почитаешь малость – и баиньки! Какой там телевизор…

И холодильник у меня есть. На веранде открыл люк, а внизу полуметровый подвальчик. Там с зимы холод. Борщи-котлеты хранятся столько же, как и в городском холодильнике.

Кеша тоже пользуется этим подвальчиком. Нет, котлеты не ворует и мышей впрок туда не складывает. Я сделал в нём лаз, чтоб Кеша мог наружу выходить. На ночь мы люк приоткрываем, Кеша с охоты возвращается – и спать на второй этаж. Но это если у него охота удачная была и хорошее настроение. Если нет, Кеша начинает под дверью горланить, чтоб в дом пустили. Запустишь, он через двадцать минут опять орёт, чтоб выпустили – снова на охоту. И всё сначала. Пока кто-нибудь за тапок не возьмётся.

Кеша сразу за печку прячется. А после запрыгивает к кому-нибудь в постель и спит до утра. Притом к тому, кто за тапок не хватался. Хитрован…

Днём, когда в огороде работаю и мыслей нужных нет, я приёмничек включаю и слушаю радиостанцию «Ретро FM». Там прежние песни поют. Прежние песни – они со смыслом. Иногда целый роман в трёх куплетах. А сейчас в песнях слова одинаковые. Только исполнители разные… Да-да, это моя жена Алёна так говорит, не певцы, а исполнители.

Вот, рассказал про две наши беды – плохую дорогу и отсутствие электричества, и подумал: никакие это не беды. Это даже преимущества наши! Чужой народ к нам по такой дороге не хочет ездить, а те, кого мы приглашаем, в один голос говорят:

- Нет лучше места, чем ваша Медвежка!

И я про то же.

РАННЕЙ ВЕСНОЙ

Книги Олега Бундура

Как-то не очень уютно на даче в первое, после зимы, посещение её. Оно и понятно: промоины от талой воды в огороде, осевшая земля в грядках, связанные и пригнутые к земле снопики малины… Короче, следы зимнего запустения.

Однако же, и радость! Наконец-то, на волю выбрались, на простор к синему небу, к яркому солнцу, к ожидающему обновления лесу. Вон сколько всего!

И снова надежда на тёплое лето – уже три года подряд оно холодное и дождливое.

Ой, да и просто радостно, когда земля, не жалея, возвращает тебе твои заботы о ней! От души потрудился – от земли получил. Что посеешь, то и пожнёшь. Верно говорят.

В тот раз на дачу приехали всем семейством: жена с сыном, я и наши друзья верные ̶ Кеша и Дези. Собака сразу же умчалась в лес. Как же, охотница! А Кеша осторожно принюхивался ко всему, осматривался, привыкал заново.

Сын пошёл посмотреть, как другие участки перенесли зиму, жена прибирается в доме, а я занялся кустарником – малиной и смородиной. Ягодные кустарники – это моё! Я слежу за ними, обрезаю, удаляю старые ветки, убираю ненужные новые.

И не только малину и смороду. Вдоль участка по ручью густо растёт всякая смесь: ивняк, ольха, осина, береза, ёлочки. Всю эту густоту я однажды ради интереса подрезал ровненько. Здорово получилось: такая живая зелёная ограда. Теперь каждое лето я её подстригаю сбоку и сверху. Ни у кого такой нет!

А ёлочки сначала не трогал, они подросли, я убрал у них вершинки. Ёлочки пошли в стороны расти и теперь над подстриженным кустарником возвышается шесть пышных шаров, сформированных из живых ёлочек. Все удивляются: как это получилось? Ну, я-то знаю как: несколько лет подстригаю.

А какое солнышко ласковое! Скоро, скоро всё оживёт и серые, скучные огородные и лесные окрестности закудрявятся зеленью. И птицы радуются. Ещё бы! Весна, новая жизнь начинается. Как не радоваться?

Вдруг прибежал сын с побелевшим лицом и, показывая на озеро, заикаясь, проговорил:

- Там лось лежит…

Бросились за ним. В озере этом тонкий слой воды и бездонный, гиблый ил. Рыбы в озере нет, только утки прилетают в конце мая. В дальнем углу озера в кустарник заходит небольшой заливчик. В метре от берега у поверхности воды была видна лосиха. Большая голова её склонена набок, передние ноги почти доставали берег, а нижняя часть туловища уходила в ил.

Видать осенью или весной лосиха шла вдоль озера, заливчик, засыпанный снегом, приняла за берег и провалилась, пыталась достать берег, но ил крепко держал. Так и погибла, несчастная, мучительно и долго умирая.

Жена и сын плакали, собака скулила. Я с трудом увёл печальное семейство домой.

К вечеру мы с Клоковым Саней зацепили лосиху тросом и машиной оттащили её в дальний карьер. Там выкопали яму, засыпали песком, сверху накатили камней, чтоб медведи и волки не смогли раскопать…

Сейчас дно карьера заросло мелким кустарником и травой, а на том месте поднялась крепкая осина, возвышаясь метра на три над краем карьера. Каждый раз проезжая мимо, мы с женой вспоминаем тот случай. А сын, наверное, уже не помнит. Да ему и не надо об этом. Сейчас у него другие заботы и переживания: его молодая семья ожидает первенца.

Книги Олега Бундура

БОРЩ С НАВАРОМ

Кто как, а я очень трепетно отношусь к еде. Собственно, не к самой еде, не к процессу поглощения её, а вообще к пище. Не оттого, что я гурман, то есть капризен в выборе блюд и люблю всякие кулинарные изыски. И не потому, что я обжора и толстяк. Нет, я мужчина нормального объёма и веса. Наоборот, можно сказать, что я очень экономен. Например, могу из одного куриного окорочка приготовить блюдо и два раза до отвала накормить семью из трёх человек. Я умею и люблю готовить. Но это, так, к слову…

Такое отношение к пище идёт, наверное, от моих совсем не сытых студенческих лет. Да и последующая жизнь молодого специалиста – доктора, а потом уже и немолодого, была, скажем прямо, скромной. И детство тоже…

Но не будем далеко в память лезть. Я и сам не люблю, когда автор ударяется и удаляется в глубокие воспоминания. Такого может навспоминать… Иногда читаю писателя, своего сверстника и диву даюсь: откуда он накопал такое? Я ведь тоже в то время жил, а подобного не припомню…

Ну, да ладно. А про еду я вот к чему.

Тогда мы только получили во владения свои дачные участки. Никаких строений ни у кого ещё не было – так, столик на столбике и пара лавочек – посидеть отдохнуть, да перекусить.

В моей поликлинике делали чистку – наводили порядок в подвальных помещениях, выбрасывали всякий хлам. В одном углу подвала стоял огромный трёхстворчатый шкаф с фанерными стенками. Уже тогда таких шкафов не делали, и лет ему было, наверное, как и мне – около тридцати.

Я спросил у главврачихи, можно ли взять шкаф себе.

- Скажу спасибо! – радостно разрешила она.

Почему радостно – понятно: шкаф тот кому-то надо было выносить, грузить, вывозить на свалку. А тут человек сам желает избавить лечебное учреждение от такого урода.

Я нанял водителя с машиной и перевёз шкаф на дачный участок. Шуток со стороны дачников было много, вроде:

- Во, доктор даёт! Ещё дом не построил, а уже мебель завёз.

Но все шутки закончились в тот же вечер, когда мы с женой, не торопясь переоделись в шкафу в одежду, в которой не стыдно в автобусе ехать, а рабочие штаны, куртки, сапоги оставили там же – в шкафу.

По лесной дороге к автобусу соседи завистливо поглядывали на нас, особенно женщины – на жену мою Алёну.

В следующий выходной мой авторитет вырос ещё больше. К обеду хлынул дождь, хоть и тёплый, летний, но не очень уютно было дачникам стоять под ним, натянув на головы куски полиэтилена. Отрезок рубероида на крыше шкафа и его стены, покрытые старинным надёжным лаком, хорошо защищали нас от дождя. Мы с женой сидели в большом отделении, сын в – в малом. Да он и обедал в шкафу, и спал, ежели уставал, и уроки готовил. Очень уж нравился ему этот шкаф – ну просто дом готовый с крышей и дверями. Одна дверь от шкафа сохранилась до сих пор – я приспособил её к сараю, только углы металлическими угольниками скрепил.

Была суббота. В тот раз мы с моим восьмилетним сыном приехали вдвоём. Как обычно, переоделись в шкафу и занимались огородом. Время было к двенадцати, нужно было подумать про обед. Я захватил с собой сырое мясо и всё, что нужно для борща – решил сварить его в котелке на костре и оставить в ледяном ручье и на завтра, чтоб снова не заморачиваться с готовкой.

А на костре – совсем другой борщ, даже и не борщ уже… Да на костре даже хлеб, поджаренный на прутике за пирожное, идёт!

Я сварил борщ, котелок без крышки опустил в ручей остывать, а верёвку от ручки котелка привязал к бревну, перекинутому через ручей.

Через час сын запросил есть – не вопрос! Борщ давно готов. На столике расставили тарелки, выложили зелёный лучок с рынка, хлеб.

Пошёл за котелком, нагнулся отвязать его и застыл: по красной томатной поверхности борща в густом наваре среди поджаренного лука, шкварок, капусты плавал какой-то серый шар, диаметром четыре-пять сантиметров. Покрыт он был серой мокрой шерстью. Ложкой я перевернул его. Показались скрюченные лапки с коготками и востренькая мордочка.

- Мышь! – Ахнул я. Видать, бежала по бревну, услыхала запах борща, наклонилась и шлёпнулась. А может по верёвке спускалась попробовать моё варево и сорвалась. Но это, как говорят следователи, версии, а фактом была мышь, сварившаяся в горячем борще.

- Ну, и что делать? – Лихорадочно размышлял я. – Вылить? Так голодные оба и больше нет ни чего. Да и не могу я вылить борщ, приготовленный такими стараниями, в полевых условиях. А что такого? Мышь, милое существо, в горячем борще она, так сказать, продезинфецировалась, не отравимся…

Сын резал хлеб и ничего не видел. Я ложкой зачерпнул мышь и забросил в кусты, принёс котелок к столу, налил в тарелки. Сын начал первый.

- О! Вот это борщик! Настоящий, лесной! – Восторгался он.

- Да, именно лесной, - думал я, - с мышью, прибежавшей из лесу.

Тут сосед дядя Миша пришёл.

- Слышу, такой запах плывёт по участку. А я есть хочу, сил нет! Примите в долю? У меня тут колбаска есть, пирожки Юля моя испекла.

Сын подвинулся на лавке:

- Садитесь, дядя Миша! Сейчас угостим. Вы такого борщика в жизни не пробовали.

Наполняя тарелку соседу, я подумал, что и в самом деле, такого борща он не ел. Да и сам я впервые в жизни пробовал борщ, приготовленный на костре с наваром из мыши…

А борщ был вкусным в самом деле…

Книги Олега Бундура

ЧТО НАМ СТОИТ ДОМ ПОСТРОИТЬ

Книги Олега Бундура

Что настоящему дачнику нужно? Много чего. Например, желание на земле трудиться, умения и способности всякие. Дом построить – это вам не хухры-мухры. Для этого многое надо уметь. И вообще…

Вон Серёжка Муравьёв свой рубленный дом быстро поставил. Он тогда работал важным начальником. Тогда у него друзей много было. Набежали и в два дня из брёвен стены накатали.

Сейчас Сергей на пенсии. И друзья куда-то делись. Зато детей и внуков у него полон двор. А это ещё лучше.

Коля Маленький и Валера-машинист нанимали специалистов дома свои строить. А Володя Семёнов и Санька Клоков сами всё делали. Они мастера – руки у них, как надо, и откуда надо растут. Тем более, Санька - плотник по профессии.

Дядя Миша и тётя Юля в своём пожилом возрасте тоже сами дом возводили. Они его купили в разобранном виде, а потом по чертежам собирали.

И я сам. Но сначала на бумаге сто раз изобразил во всяких проекциях, потом сто раз в уме построил. Спать ложусь и строю, сплю и строю, сплю и строю. А утром просыпаюсь: чего это я опять в своей городской квартире, а не в новом доме лежу? А, понятно, его ещё построить надо на самом деле, а не в уме.

И построил! Рассчитал, сколько разного стройматериала пойдёт, вплоть до дверных ручек и шпингалетов оконных. Зимой закупил и в ещё пустой гараж сложил. Весной всё перевёз на дачный участок. А потом просто было: весь материал под рукой - бери да строй!

Быстро получилось. 28 июля начал, а 6 сентября дом снаружи уже готовый стоял. Нет, правда!

Крыша, стены, окна ещё без стёкол, двери. Потом, конечно, ещё достраивал изнутри: утеплял, стены досками обшивал, полы настилал, второй этаж ладил.

Все наши дачники удивлялись: доктор, а какой симпатичный дом построил: с резными наличниками, резным крылечком.

Я и сам удивлялся: как я смог? Я же никогда дома не строил. Откуда у меня умение это взялось? Отчим мой этому не учил меня, сам я в молодости занимался пением, танцами, в драмкружок ходил, читал много…

А в студенчестве увлёкся доктором Фрейдом – был такой австрийский психоаналтик Зигмунд Фрейд. Он писал, что всё идёт из детства, имея в виду разные болезни, поступки и действия. Вот, то-то и оно! Я же до первого класса жил у бабушки с дедушкой. А дедушка был по столярной части. Пацанёнком я у него в мастерской пропадал, спал на стружках, если уставал.

Играл с его инструментами, рубанками всякими. Думаете, рубанки, чтоб доски рубить? Нет, рубят топором, а рубанком доски строгают, чтобы гладенькими были.

У дедушки было с десяток этих рубанков разных размеров и назначений. Для грубой обработки – шерхебель, для тонкой – фуганок. Фуганок был метровой длины, я и поднять его не мог тогда. Для фигурной обработки – цинубель, калёвка, например, канавку в доске выбрать или переплёт оконной рамы выстрогать. Сейчас я и не видел нигде таких…

Всё это богатство дедушка оставил своему сыну – моему отчиму. А папаня добро это расфуфыкал. Инструменты долго пылились и ржавели в старом гараже, а потом и вовсе исчезали.

Вот откуда это и пошло у меня – с детства. Я смотрел, как дедушка работает, в моей детской головёнке отложилось, запомнилось и в моё умение превратилось. Но, наверно, не только это…

Ну, а желание всё делать возникло из необходимости. И из-за ответственности. Я же муж, отец, добытчик, защитник – мужчина, одним словом!

В то время я не мог купить кухонную мебель, как сейчас. Да её и не было такой! Потому сам выдумывал, делал. И книжную стенку длиной пять метров и от пола до потолка, с расписными полированными дверками тоже сам сочинил. И электрогитары. Как я мог тогда выложить две докторских зарплаты за электрогитару? Пришлось самому делать. Да ещё и не одну сделал! Я и в оркестре играл на своих электрогитарах.

Ну, и с дачным домом так же. Самому строить дешевле. Да и интересно же было – смогу ли?

И азарт появился. Вот и смог! И инструментом нужным обзавёлся.

У меня теперь тоже много всего. Только пилок-ножовок восемь штук! На разные случаи жизни. Одно дело бревно располовинить, другое – доску ровненько отпилить, третье - финтифлюшки всякие в наличнике вырезать…

И рубанки, и стамески, и молотки. Даже деревянный молоток есть – киянка называется. Нет, не гвозди забивать. Такой нужен, когда деревянные детали собираешь, сколачиваешь. От металлического молотка на дереве вмятины, а киянка – то, что надо!

И топоров, и топориков четыре. Для грубой и для тонкой работы. Я топором могу из бревна квадратный брус вырубить, потом только рубанком пройдусь, выровняю – и всё.

Есть у меня любимые инструменты. Я стараюсь никому не давать их в пользование.

Вот разве скрипач доверит свою скрипку кому-нибудь? Нет, конечно. В чужих руках скрипка звучать не так будет, а когда к хозяину вернётся – закапризничает. Потом настраивать долго надо. Сравнение, конечно, высокое, но похоже.

И здесь так. Дашь попользоваться рубанок, топор или ножовку, а после сидишь, мучаешься, на наждаке лезвие выправляешь, тонким оселком до ума доводишь. Или ножовку снова разводить надо, трёхгранным напильником зубья точить…

Потому я и не даю свои любимые инструменты никому. Я их сыну передам. Ему пригодятся. Дом, конечно, он вряд ли строить будет, но у настоящего мужчины, хозяина инструменты в доме должны быть. Кое-что у него уже есть. И дырку в стене просверлить он может, скамейку сделать, мебель магазинную по чертежам собрать – это запросто! Молодец! В меня пошёл. Только своей дорогой.

ВСЁ НОРМАЛЬНО!

Сижу на крылечке, прихлёбывая чай, смотрю на свой сад-огород, готовлюсь-настраиваюсь с утра на обычные дачные дела. Нет, это я уж очень шикарно сказал: сад-огород. Какой там сад на Севере? Не назовёшь же малину и смородину садом… Тем более, клубнику. Скажи я это среди наших дачников – улыбаться начнут.

Точнее будет – огород с грядками. Есть, правда высоченный куст сирени, две рябины… Ух, ты!

Смотрю, прилетели снова – пара свиристелей опустилась на рябину. В этом году я их вижу в первый раз. Ну, думаю, прилетели со мной поздравствоваться, ишь, как свистят-свиристят! Нет, конечно, не мне. Это они заглянули посмотреть, как рябина цветёт, узнать, виды на урожай её. Хорошие виды!

Пара разведчиков прибыла. Посмотрят, оценят, потом сородичам расскажут: какой урожай рябины будет. А поздней осенью или зимой вся стая налетит и за пять минут оставит голые ветки – все ягоды склюют. Не жалко, пускай клюют. Для кого же тогда ягоды в лесу?

Каждый год свиристели прилетают на участок в конце июня, когда рябина распускается…

̶ Вот, ̶ думаю, ̶ конец июня, лето в разгаре, а здесь рябина только-только зацвела. Да и не только рябина – шиповник напыжил бутоны, не сегодня-завтра они раскроются и поплывёт над моим участком чудный розовый запах. А на запах этот слетятся, закружат над шиповником шмели-тяжеловесы, осы-полосатики и ещё какие-то жучки-паучки, букашки-таракашки. Всем нектара сладенького хочется! Пусть пьют – тоже не жалко. А нам плоды достанутся…

А у шиповника, наблюдая за этой насекомой суетой, подолгу будет сидеть моя уже не юная натуралистка Дези. Если б она была не собакой, а человеком – точно бы стала зоологом, вернее, энтомологом. Это учёный, который насекомых изучает.

Стала б она человеком, а всё равно душа собачья, охотничья в ней осталась. Вот представьте: ходит она, рассматривает букашек через лупу, а тут заяц! И она за ним! Вот картинка: учёный в очках, с лупой, с сачком несётся по кустам за зайцем и лает. Умора!

За шиповником сирень скоро будет распускаться. Природа потихоньку, помаленьку готовится к нашему северному лету, а теперь вот радостно выказывает свою красоту.

И редиска начала созревать – вчера первую пробовали. И лук стрелки вытянул. И квас жена затворила. Пора за окунями идти.

Я б и сегодня пошёл, да неотложные дела не пускают: на днях должны приехать к нам три художника из Москвы. Прочитали мою книжку о Севере, посмотрели в ней картинки, что я сделал и загорелись желанием поработать на нашей натуре – природе то есть.

Надо успеть к их приезду второй этаж в порядок привести: лишнее вытащить, полки прицепить, кровати застелить.

Может и на рыбалку вместе сходим. Но вряд ли. Времени у них мало. Картину быстро не нарисуешь. Это фотограф: щёлк, щёлк, щёлк – потом выбирай нужное фото. Хотя, нет. Настоящий фотограф тоже долго работает. Недаром самых лучших называют фотохудожниками.

Я, когда смотрю картину, слушаю эстрадную песню или классическую музыку, всегда поражаюсь: как художник смог передать на полотне и шорох прибоя, и блики солнца на воде, и разные оттенки зелёных листьев на дереве. Художник не вырисовывает каждый листик – это невозможно, их же тысячи! А смотришь на картину и видишь не зелёное пятно, а каждый лист. Как это?

Или музыка. Вот семь нот всего. Вы их знаете, конечно. Как из них сочинили тысячи и тысячи песен, сотни и сотни серьёзных произведений? Так это ж только в нашей стране. А стран-государств на Земном Шаре больше двухсот, а в каждой стране – свои народности и у всех свои песни, своя музыка. Вы вот можете объяснить мне: как это можно? Я не могу понять, хотя и в оркестре играл, и в микрофон пел.

Хорошо, песни - песнями, а вот, когда художники приедут, буду за ними по пятам ходить, смотреть, может пойму: как это у них получается. Но сомневаюсь. У меня есть знакомые питерские художники Алексей Худяков, Олег Рубан, Лёша Гервиц. Я смотрел, как они работают. Смотрел, смотрел, а ничего не понял. Если б понял – сам художником стал. Но мне это не дано…

Ну, ладно, хватит прохлаждаться, как говорит наш председатель кооператива Санька Клоков. Надо за работу приниматься. Лето вовсю разгулялось, свиристели появились на рябине. Всё путём, всё нормально: чему надо - то растёт, чему надо - то цветёт, кому надо - тот свиристит. А мне всё это надо: и то, что растёт-наливается, и то, что цветёт-развивается, и тот, кто поёт-свиристит. Вот какой я жадный до всего этого. Всё мне надо! А иначе, зачем и жить…

МЕДВЕЖКА

Я иногда думаю: что заставляет нас с женой здесь, на Крайнем Севере, где зона не только рискованного, а даже бесперспективного земледелия, копаться каждое лето в огороде? То, что мы выращиваем на дачном участке, никак не окупается, если б мы даже продавали выращенное.

Мы, два работающих доктора, могли бы себе позволить купить на рынке всякую эту огородную прелесть. Так ведь и покупаем же, своего не хватает, а продолжаем ковыряться в земле и деньги в неё, как в яму, вкладывать…

Наверное, делаем это потому, что интересно же: своими руками семечко, которое на ладошке еле видать, воткнёшь в землю и вырастишь чего-нибудь. И съешь с аппетитом.

Да и для здоровья полезно поработать разнообразно на свежем лесном воздухе – лес-то вот он – в десяти метрах.

И соседи дачные на участках копаются потому же.

У меня тут на даче хороших соседей полно! И все добрые, и отзывчивые. Что ни попроси, не откажут. Хоть бревно помочь перетащить, хоть каменюку сдвинуть. Про хлеб, соль и говорить нечего. И все интересные люди и разные.

Например, дядя Миша – самый пожилой человек среди нас. И жена его тётя Юля – тоже. Пожилые, а сами дом поставили. И огород сами копают. А у них два сына. Два таких здоровых бугая, а они сами копают. Но это запретная тема и мы её в разговорах обходим…

Сергей Муравьёв – очень капитальный сосед. И дом у него капитальный – из толстенных брёвен срублен. И семья капитальная, большая. И что ни сделает Серёга, всё у него получается капитально, как беседка, которую он недавно построил. В ней всё его семейство помещается и ещё место для соседей остаётся.

Вовка-лётчик привык к небесным просторам. И участок у него такой же просторный, хоть на самолёте летай. Или на вертолёте. Только посадочную полосу построить надо. Это можно – рядом много участков пустующих.

Валера Долецкий – машинист электровоза. Там нужно быть внимательным и обстоятельным. Хоть электровоз и быстро мчится, но машинисту спешить нельзя: подумай, а потом делай. И на даче Валера такой же обстоятельный: прежде, чем доску прибить, он десять раз подумает и примерит. Потому у них с женой Валентиной так аккуратно на участке.

Санька Клоков – прямо изобретатель Черепанов. Санька сам сконструировал и собрал мотоплуг. А свой «УАЗ»ик вездеходный с закрытыми глазами одной рукой отремонтирует. А двумя руками он его за бампер поднимает. Такой здоровый!

Правда, есть один сосед, про которого мне говорить не хочется. Ну и не буду. Проехали. Хотя на счёт пахоты огородной – он будь здоров какой!

Да и все наши соседи трудолюбивые. А ленивым здесь делать нечего. Потому их и нет здесь. Ленивые в первые два года поразбежались.

Осенью в моей беседке за ручьём мы отмечаем День Урожая. Каждый тащит своё выращенное, самое необыкновенное, чем удивить можно. Пока жёны накрывают на стол, мужчины у костра сидят. Вспоминают прошедшее лето, строят планы на будущее.

А когда поужинаем, под мою гитару песни поём. Наш Медвежий Угол - так зовётся маленький дачный посёлочек, а по-нашему – Медвежка, стоит на возвышенности. Внизу, километрах в полутора большое озеро и посёлок Озерки. Потому-то песни наши далеко разносятся над водой.

Если на следующее утро ехать в город на автобусе, можно услышать, как дачники, севшие в Озерках, говорят:

̶ Слыхали, опять Медвежка День Урожая справляла? Полночи песни пели.

И такая зависть слышится в их голосах. Правильно, пели. А чего нам не петь? Вон какие у нас замечательные люди и соседи. И урожай удался. Любой позавидует!

МАЛОЕ СЕМЕЙСТВО

Спать я ложусь рано – в одиннадцать, оттого что поднимаюсь тоже рано.

Не потому, что от возраста не спится, просто с юности привык в пять часов вставать. Из своих шести студенческих лет – пять работал дворником. Подметал улицу Куйбышева в Ленинграде. Я тогда жил там. О, я был очень хорошим дворником. Жаль, что сейчас не посмотреть, как чисто я убирал свой тротуар. За эти годы столько раз уже и снег падал, и листья облетали… Хотя те дворники, что после меня пришли, тоже неплохими были, а иначе всю улицу давно бы снегом и листьями завалило! Я недавно был в Петербурге, ходил на свою улицу Куйбышева – чисто. Молодцы!

Двенадцатый час, пора бай-бай. Почти каждый раз в это время у нас в доме начинается котопёсия. Как только я укладываюсь на диван, ко мне под бочок запрыгивает кот Кеша. Он вытягивается вдоль меня во всю свою длину, правую заднюю лапу кладёт мне на бедро, а переднюю правую – на грудь, притом, дотягивается подушечками пальцев до щеки или до шеи. Старается, как можно больше моего тела обхватить – всё моё! Это он, вроде, обнимает и показывает, как он меня любит!

Как только Кеша умостился, пригрелся и начинает посапывать, из-под журнального столика выбирается Дези. Она недовольно ходит вдоль дивана – ревнует. Потом останавливается, укоризненно смотрит на меня, порыкивает и пытается очернить Кешу:

̶ Опять этот бандит на диване лежит, а он кусок колбасы стащил. – Ей-то самой на диван запрещается.

Кеша, как будто не слышит и ещё теснее прижимается ко мне.

Дези становится передними лапами на край дивана и зубами пытается схватить кота за лапу и стащить. Тот лениво уворачивается:

̶ Отстань, не видишь, что ли, мы спим.

Поймать кота за лапу не удаётся, Кеша парень ловкий. Дези клацает зубами, злится, потом – смертельный номер! – хватает челюстями Кешу за башку и тащит с дивана. Кеша из собачьей пасти дурным голосом орёт: - Караул! - цепляется за одеяло, за мою футболку, но всё - равно оказывается на полу. Дези отпускает его и, удовлетворённая, успокаивается. А Кеша долго моет лапой свою обиженную морду.

Наконец, наступает мир в малом семействе. Дези снова забирается под стол на свой коврик, через некоторое время туда же отправляется и Кеша, всем своим видом говоря:

̶ Ну, вот, опять с этим животным спать! – Но сам близко прижимается спиной к тёплому собачьему брюху.

Вам перед сном читают, чтоб вы быстрей уснули? Вот и я включаю какие-нибудь последние новости и, засыпая, слушаю, как диктор опять рассказывает мне всякие сказки про будущую хорошую жизнь.

Из-под стола слышу храп Дези. Вот не думал, что собаки храпят! А она с самого детства храпит. Разбудишь её: - Дези, не храпи! ̶ А она удивлённо смотрит: ̶ Я храплю? Не может быть! – И снова засыпает.

Между Дезиными всхрапами слышится сопение Кеши. Он не умеет, как все нормальные коты урчать-мурчать, только сопит и подхрюкивает Дези. С кем поведёшься…

Под все эти звуки засыпаю и я. Сплю спокойно, без храпа. Во всяком случае, я этого не слышу и никто меня за уши не дёргает, и нос не зажимает.

Будильник заведен на пять, но уже за пару минут до звонка, я просыпаюсь. Можно было б и не заводить его, не просплю. Но не заведу будильник, заведётся Кеша. Если будильник не прозвонит, он сначала деликатно мяукнет:

̶ Вставай, уже пять!

Я лежу и думаю: ну, ещё минуточку. Кеша ещё раз мяукнет, а потом начинает носиться по комнате, топочет лапами, прыгает, на стул, на стол, на телевизионную тумбу и во весь голос мявкает:

̶ Ну, сколько можно? Я уже выспался, есть хочу.

Встаю. Вместе идём в туалет - у Кеши там свой горшок - вместе идём в кухню. Я пью чай, Кеша ест свою рисовую или манную кашу с рыбой.

Потом я таскаю «железки», Кеша поощрительно смотрит на меня: молодец какой! Если вас хвалят за что-нибудь, хочется ещё лучше это делать. Я и стараюсь.

Потом ванная. Кеша запрыгивает на стиральную машину и заглядывает в ведро, куда с шумом льётся ледяная вода. Она и летом ледяная: не прогревается земля на глубине.

Выливаю на себя воду, закрывшись шторкой, но брызги всё равно попадают на кота. Он знобко передёргивает шерстяной кожей, брезгливо отряхивает лапы и убегает.

Всё это время собака лежит под столом: её время придёт через пару часов: кормёжка, прогулка.

Вот такое у меня милое малое семейство.

Когда начинается листопад или идёт снег, у меня, как и в юности падает настроение, хотя давно уже и не нужно выходить на улицу с лопатой или метлой. Но моя кошачье-собачья компания быстро помогает поднять его – моё падающее настроение…

ДВЕ ЖИЗНИ

У нашего Кеши двойная жизнь.

Обычно домашняя кошка живёт в квартире, во двор не выходит. Кстати, в кошачьей литературе даже не рекомендуется её выпускать во двор.

Ну, понятно почему. Во дворе – дворовые собаки, могут разорвать. Во дворе дворовые кошки, живущие в подвале, можно блох нахвататься.

Кошке для её кошачьей жизни вполне достаточно квартирного помещения.

Кеша тоже не выходит во двор и ни разу вообще не выходил, но сидя на подоконнике, с четвёртого этажа с интересом наблюдает за дворовыми событиями.

Кеша издалека чувствует наше возвращение домой, кроме того, он различает урчание движка и хлопанье дверцы моей машины. Когда заходим в квартиру, Кеша встречает нас в прихожей и со страхом смотрит на открывшееся пространство за входной дверью: что там за непонятная и таинственная жизнь? И не понимает, что пространство на лестничной площадке и пространство на даче – равноценны. Это свобода! И хорошо, что не понимает и не связывает их в одно.

А для поддержки его физического состояния мы ему устраиваем в квартире различные разминки. А вернее, он устраивает нам. Ходит следом, скрипит, помявкивает, хватает зубами, цепляет лапами за ноги, пока не начнёшь играть с ним.

Любимое дело – прятки. Он ныряет под стол, за диван или в пустую коробку, прижимается ко дну её и ждёт. А мы ходим по квартире и спрашиваем друг у друга:

̶ Кешу не видели? Где же Кеша?

Потом начинаем громко звать:

̶ Кеша, Кеша, где ты? Кеша, выходи!

Кеша не выдерживает и, когда кто-нибудь проходит мимо, молнией вылетает из коробки, цапает за штанину и снова замирает.

Или другая игра. В прихожей по лазалке, что я ему смастерил, забирается на шкаф под самый потолок, а я бросаю ему туда полоску овчинной шкуры, привязанный к шпагату. Кеша зубами и когтями вцепляется в шкуру и тянет к себе, я ̶ к себе. Кеша шипит, злится, потом начинает рычать так, что прибегает Дези посмотреть, что у нас такое происходит?

Это место на шкафу служит для Кеши убежищем. Там он прячется от нас, если нашкодит. Или от Дези, если достаёт её до печёнок и она готова хвост ему откусить. А он высунет оттуда хитрую морду и дразнит:

̶ Ага, не достанешь, не достанешь!

Вторая, совершенно другая жизнь, никак не связанная с квартирной – жизнь на даче.

Кеша нравится на даче – воля! Он гуляет, сколько хочет, таскает мышей домой, щиплет зелёную травку, причём, не любую. Он долго выбирает. На мой взгляд – трава совершенно одинаковая. На вкус Кеши – совершенно разная.

Кеша ходит по лесу, ходит в траве. Его густая длинная шерсть расчёсывается ветками, травинками, вольным ветром раздувается, распушивается и Кеша становится совершенным красавцем. Он это чувствует и надо видеть, как он вальяжно ходит по двору.

Несколько раз на дачу к нам приезжало телевидение. Журналистами были женщины. Как только они видели Кешу, тут же влюблялись в него. А когда сюжет показывали, Кеша в кадре появлялся пять раз, я же - только три.

Его известность давно переросла мою. При встрече знакомые не мной интересуются, а спрашивают:

̶ Как там Кеша?

А в письмах ему передают приветы.

Так что Кеша дачу любит. Да он и квартиру любит. Ещё бы! И там, и там он чувствует себя хозяином. А мы – так, рядом гуляем. Ну, если вы гуляете и делать вам нечего, так и быть, погладьте меня!

ПРОПАЩИЙ

Как-то Алёна уезжала в Петербург на учёбу. Была суббота. Я собирался проводить жену, вернуться, взять вещи и Кешу, и ехать на дачу.

Ну, проводил, посадил, поезд тронулся. Я некоторое время ехал параллельно поезду. И вдруг мозг пронзила трагическая мысль: - Ключ! -

Из квартиры я вышел первым с вещами, Алёна за мной, заперла дверь, ключ сунула в свой карман, и мы о нём забыли.

От неожиданности я ударил по тормозам, остановился, сзади начали сигналить… Уже ничего не сделать. Поехал домой.

Поскольку была суббота, все приятели, знакомые уехали на дачи, на рыбалку, в лес. С трудом в соседнем доме нашёл топор, чтоб силой открыть дверь. К счастью, она тогда ещё была деревянной.

Ну, с трудом открыл, при этом выломал часть дверного косяка. Начал ремонтировать.

Кеша сидел в прихожей и наблюдал за моей работой. Никаких поползновений сбежать из квартиры не делал.

Пока выпилил сломанную часть косяка, нашёл подходящий брус, крепил, клеил, прошло часа два. Закончил.

Отнёс вещи в машину. Вернулся за Кешей – Кеши нет.

Вспомнил, что в течение последнего часа я его в прихожей не видел. Может быть, пока я туда-сюда ходил, он выскочил?

А может, спрятался? Он не любил ездить в машине и всегда прятался перед отъездом на дачу. В спальне за креслом, куда он обычно скрывался – не было. Я несколько раз обошёл квартиру, смотрел в прихожей на антресолях, даже в холодильник заглядывал – нет кота.

Вышел во двор, обошёл дом, заглядывая в подвальные окна, звал – нету Кеши. Пропал!

Вернулся домой, написал объявление: «Пропал кот, такой-то, такой-то. Срочно ищу. Вознаграждение 500 рублей» и повесил на входную в подъезд дверь.

Тишина.

И вдруг пошло! Дворовые пацаны начали таскать всех подряд котов и кошек, каких только смогли поймать во дворе. Хотели вознаграждение. Но, увы. Хотя уже за то, что они могли поймать дворовую кошку – стоило их награждать за ловкость!

Потом снова наступило затишье. Я написал другое объявление и вознаграждение поднял до тысячи рублей. Некоторое время ничего не происходило, затем началось опять. Пацаны были те же. Но кошки другие, а может, и кошки те же самые, разве запомнишь? Наверно, в соседних дворах ловили. Один мальчишка принёс даже щенка. Говорит:

̶ Вы всё равно кота потеряли, возьмите щеночка!

На дачу, конечно, не поехал. Какая дача! Я надеялся, Кеша погуляет, погуляет и придёт. Будет мяукать под дверью, я и услышу.

Собрался спать ложиться, начал диван раскладывать, вдруг из-за спинки дивана выскакивает сонный Кеша. Оказывается, на спинке дивана сзади оторвалась мешковина, образовалась дыра и Кеша спрятался в спинке дивана. Может от сквозняка спрятался? Входная дверь открытой была…

Кешу я не ругал. Сам виноват.

На дачу ехать было поздно. Ладно, завтра пораньше выедем.

Теперь запасные ключи мы храним у соседки с первого этажа. Мало ли что… Тем более, дверь уже металлическая. Без МЧС не обойтись…

СТАРИК

Кеша старый стал – в октябре будет 91 год! Но это по человеческим меркам. По котовским – всего 13.

Говорят, что у котов жизнь такая тяжёлая, что один год их жизни идёт за семь человеческих лет. Ага, 18 часов в сутки спать – тяжело… Ну вот и считайте…

Внешне не скажешь, что Кеша старик. Он по стойке легко забирается на второй этаж двухъярусной кровати на даче.

И на теплицу.

Легко запрыгивает на печку – под потолком есть маленькая лежанка для сушки дров. Кеша там часто греется. Правда запрыгивает в два приёма: сначала на стол, а со стола на лежанку, но при этом перелетает через леску, натянутую для сушки одежды вдоль печного экрана.

Но это внешне. Я-то знаю, что Кеша изменился.

Всё началось три года назад, когда у Кеши серьёзно заболели почки. В ветлечебнице мне дали таблетки, объяснили, как затолкать эти таблетки коту.

Попробовали. Алёна держит Кешу, а я таблетку ему в рот запихиваю. Кеша мне и прокусил насквозь большой палец правой руки.

Ну, правильно. А чтоб вы сделали, если б вам голову за макушку вверх задрали и таблетку величиной с хоккейную шайбу в горло запихивали? Небось, тоже укусили этого пихателя.

Я снова позвонил в ветеринарку. Говорят: приезжайте.

Ну, привезли Кешу в ветлечебницу. Там вчетвером пытались скормить Кеше таблетку: мы с Алёной – два человеческих врача и два ветеринарных врача. Фигвам!

В общем, сдались ветеринары. Сдались и вспомнили, что у них есть такое же лекарство, но в ампулах. Дома мы сами Кеше уколы делали.

До сих пор вспоминаю укор в глазах, во всей фигуре Кеши, когда он демонстративно неторопливо уходил из кухни после укола. И так десять дней!

Кешу мы спасли, а мог бы умереть…

После этого перевели его только на сухой корм и воду. Стали давать корм. Два дня Кеша не ел. Два дня мы чуть не плакали. Два дня уговаривали, заставляли… Я становился на четвереньки перед плошкой с кормом и показывал, как надо есть. По-моему, даже разгрызал эти кошачьи сухарики…

И только на третий день мы услыхали, как захрустел Кеша сухим кормом.

Теперь, когда мы садились есть, я выставлял Кешу из кухни и закрывал дверь.

- Нас этим не остановишь! – кричал Кеша, с мявком бросался на ручку двери. Под его тяжестью ручка опускалась и Кеша с дверью, вися на ручке, въезжал в кухню.

Потом он перестал бросаться на дверь, терпеливо сидел в прихожей, пока мы ели. Затем заходил в кухню, втягивал воздух:

- Опять мясо-рыбу ели? – Обижался кот и усаживался к своей плошке с сухариками. Сухарики он ел исправно, но мышей на даче, по-моему, перестал ловить. Во всяком случае, я их, сложенных в рядок перед крыльцом, не видел.

А мы с женой договорились, что, если Кеша поймает мышь, изо рта у него мышь выдирать не будем, ну, как будто не видели… Но вот не ловил их Кеша. И как будто их больше стало.

По мне - пусть разведётся больше мышей, но Кеша будет здоров.

И вот однажды подхожу к крылечку, смотрю: по крылечку бегают две мыши, а Кеша сидит на лавке и с неподдельным интересом следит за их передвижениями. Ну, прямо не кот Кеша, а кот Леопольд! Кажется, я даже слышал, как он говорил: - Ребята, давайте жить дружно! –

Куда уж дружней!

РАЗГОВОРЫ

То, что я хочу рассказать, можно было вставить в предыдущую главку, но это совершенно отдельная тема.

Раньше я думал, что с возрастом только люди становятся разговорчивыми и ворчливыми.

Ничего подобного! То же самое происходит и с котами. Убедился на своём Кеше.

Последние два года он стал не то, что разговорчивым – по кошачьим меркам – болтливым!

Ни одно своё или наше действие не обходится без его каких-то комментариев или замечаний, или даже без словесных наших перепалок. Ну, это, если он лезет на руки, а мне недосуг, тогда начинаем объяснять друг другу: я – почему не могу взять его сейчас на руки. Он – почему я должен это сделать именно сейчас.

Запрыгивает на диван:

̶ Мяу, колени ломит…

Я сижу за письменным столом, подходит, спокойно:

̶ Мяу, я ненадолго! – И в самом деле, через 5-10 минут спрыгивает с коленей.

Я поднимаюсь со стула.

̶ Мявк! Куда?

̶ Чайку попить. Пойдёшь? – Бежит следом.

Пью чай. Кеша:

̶ Мяу, повернись, так неудобно запрыгивать… ̶ Поворачиваюсь.

Спать ложусь. Зову его. Кеша:

̶ Я позднее…

А потом подходит к дивану:

̶ Мявк! Ляг нормально! –

Нормально - это если я на правом боку, ноги согнуты в коленях и он мостится в этот тёплый уголок между моим животом и бёдрами.

Приходим с работы, сидит в прихожей. Коротко:

̶ Мявк! Привет! – Это если мы вовремя.

Если задерживаемся, тут уже одним мявком не обойтись. Целую тираду выдаёт в наш адрес, вроде того, что мы, вот, где-то шляемся, а он тут такой одинокий и разнесчастный. И правда, конечно, одинокий. С утра до вечера один дома.

А какое выражение лица, то есть морды у кота? Да никакого, вроде бы. Но в сочетании с положением тела, изгибом шеи, подрагиванием кончика хвоста – становится всё понятно.

Что интересно, у Кеши только одно слово – мяу. Но сколько в нём интонаций, красок, оттенков, что если долго с котом живёшь, начинаешь понимать все его интонации…

Если пустая плошка – мявкает с возмущением, и это слышно. Если выходит из туалета, а мы сразу не залетаем туда, чтоб убрать, негодованию нет конца!

И только на даче Кеша меньше говорит и не терроризирует. Столько всего вокруг. Разговаривает только ночью, когда несколько раз за ночь входит-выходит из дома. Тут уж у Кеши извинительные интонации:

̶ Я понимаю, ночью вам надо спать, но и вы поймите: я ночной зверь. Не сердитесь на меня! –

Ну, как тут будешь ругать такого умного кота. Да к тому же старенького…

ЧТО-ТО Я ЗАПУТАЛСЯ

Нет, всё-таки это она меня приручила. Я имею в виду собаку – мою Дези.

Это она меня приучила вставать рано, чтоб до работы погулять с нею. Это она меня приучила домой приходить не позже восьми вечера – как же! – собака голодная и не выгулянная.

Это она меня приучила искать по рынкам кости подешевле для её похлёбки. Кости подороже – я и сам погрызу! Хотя, справедливости ради, нужно сказать, что ей достаются и вкусненькие рёбрышки. Да и со стола перепадает - она приучила меня на куриных косточках оставлять ей мясо.

Да и много к чему приучила меня моя собака. Да и не только меня. Моих приятелей приучила, а верней, отучила при встречах хлопать меня по плечу. Только дотронутся до меня, у Дези поднимается верхняя губа, а зубы превращаются в клыки:

- Не тронь моего любимого хозяина!

Да и я отучился от этого – хлопать кого-нибудь. Только хлопну, она делает шаг вперёд и смотрит на меня: - Хватать?

Собака даже толкнула меня пойти на сделку с совестью. За всё время мы ни разу не выезжали все вместе в отпуск – всегда кто-нибудь оставался с ней. А тут мне предложили поехать в Ростовскую область с молодёжным лагерем. Детки ехали туда собирать фрукты и отдыхать. Или, наоборот. А с ними должен быть медик – вот меня и пригласили.

Я, конечно же, согласился, имея втайне далеко идущие планы. Начальник лагеря сразу сказал, что сына я могу взять с собой. Ага, думаю, один пункт моего плана выполнен. Получил медикаменты, составил списки. За два дня до отъезда пошёл к начальнику осуществлять второй пункт:

̶ А можно и жена со мной поедет?

Начальник посмотрел на меня, задумался, пожевал губами:

̶ Так мест нет, там всё по головам расписано.

̶ А мы ей снимем жильё, а за билет я уплачу. – Согласился.

Ура! Второй пункт есть. Осталось самое трудное. Помчался в «ветеринарку» за справкой, что собака здорова. Ну, там всё нормально было.

На платформе мы стояли за час до прибытия поезда, все четверо: я, жена, сын и собака. Всех трясло. Бедная Дези прижалась к моей ноге, опустила голову – куда девалась её обычная весёлость.

Начальник лагеря увидел нас издали, подошёл, молча уставился на собаку, только два слова и сказал:

̶ Справка есть?

Он, конечно, понял мой тонкий расчёт, понял, что я устроил ему форменный шантаж: или он берёт собаку, или отряд едет без медика – как за час вместо меня найти другого?

Я готов был сквозь платформу провалиться от стыда – вот на что толкнула меня моя собака. Так и поехали вчетвером и со всем отрядом.

Дези приучила меня к тому, что, когда бы я ни приходил, в каком бы настроении ни был – она была рада мне безумно. А это, согласитесь, много значит: когда ты знаешь, что тебя ждут, знаешь, что любую твою просьбу, не приказ – просьбу - выполнят. Знаешь, что понимают тебя с полуслова.

Общаясь с собакой, мы тешим своё самолюбие: вот какие мы сильные, умные, важные и собака каждым движением своим подтверждает это.

Но вот я о чём думаю: если б так сложилось, что несколько лет мне пришлось бы общаться с собакой и только с собакой, а потом вновь вернуться в обычное человеческое общество, мне было бы очень трудно. За эти годы я бы привык к беспрекословному подчинению и послушанию своей собаки. А люди далеко не всегда слушают тебя, часто не соглашаются с тобой, даже сопротивляются. И, потом, это собака искренна в своих чувствах до кончика хвоста, а человек может говорить одно, а думать… И обманывать может.

Но я-то привык к другому. И как бы я жил? Наверное, тут же начал комплексовать, стал желчным, злым, противным…

И снова пришлось бы удалиться на дачу или закрыться в городской квартире, а за покупками посылать собаку с запиской: прошу подателю сего…

Господи, до чего додумался! Нагромоздил страстей всяких. Хотя, если целый день на работе вертишься: врачебные приёмы, вызовы на дом, консультации, бумаги всякие, устал, как собака, пардон, как лошадь! Но так приятно, когда приходишь домой, а тебя встретят искрящиеся любовью собачьи глаза, её улыбающаяся морда.

Снимаю уличные туфли, а собака тут же тащит мне домашние тапки. Это я её приучил тапки мне подавать. Хотя, подождите, а может это она меня приучила к тому, что я всегда знаю: тапки мне сейчас принесут…

Что-то я запутался совсем….

РАНО-РАНО ПОУТРУ

Я сижу на дачном крылечке, чай пью. Ещё рано-рано, пять часов, но солнышко светит вовсю. Да оно и ночью светило. Тёплое лето у нас короткое, но в огороде всё вызревает. Как раз потому, что полярный день у нас и солнце не заходит ни днём, ни ночью. Световой день круглые сутки, не как в средней полосе.

Растениям огородным для жизни и для роста солнечный свет нужен. Это человек жить может без солнца, если полярная ночь. И не только жить, но и расти. Детишки-то у нас растут полярной ночью. А иначе, что было бы? А растениям без солнца - никак.

Я думаю, прихлёбывая чай: вот какое крепко существо – человек! И в стужу любую живёт, и в темноте, и без пищи какое-то время. Мне, к счастью, не доводилось без еды жить долго, но, наверное, смог бы. А вот без жены Елены моей Прекрасной, без сына Родиона, без этих берёз и елей – точно пропаду.

Весна уже в воздухе висит. Да и не только в воздухе: на земле травкой проявила себя, на ягодных кустарниках – набухшими почками: вот-вот появятся зелёные клювики листочков.

Справа за ручьём – лес. Там тоже весна. Но голые берёзы ещё стыдливо прячутся за пышными тёмно-зелёными ёлками. Берёз вроде и не видать – только ели одни всюду. А всего-то через пару недель приеду – всё видимое лесное пространство заполнится олиствевшими, кучерявыми берёзами. Они выступят на передний план и окажется, что елей не так уж и много: там стоит, там стоит, вот там ещё парочка, поближе к соседу Муравьёву.

Всюду берёзы – и в лесу, и на неразработанных, давно пустующих участках. За эти годы на таких участках выросли целые берёзовые рощи. За ними и домов не видать.

Напротив своего дома я всякую эту поросль вырываю, чтоб соседей на следующей улице видно было. Однажды я это дело запустил, года три не трогал молодь, так она вымахала метра в два ростом. Пришлось бензопилой косить её, как траву.

И отчего это дичь растительная – сорняки, кустарники - растёт во сто раз лучше огородных растений?

А птицы-то как щебечут, свистят и свиристят! Старая ворона, много лет живущая здесь, сердито пытается приструнить их:

- Замолкните, малявки! Я думаю.

Куда там! Напротив, сороки сразу застрекотали, огрызаясь:

̶ Сама замолкни, карга старая! Не видишь – весна пришла!

И новые птичьи голоса появились. Гортанные такие, вроде «ку-гу, ку-гу». Похоже на горлицу – голубку дикую. Но здесь их, вроде, не должно быть. Надо у Вовки-лётчика спросить. Он в птицах должен разбираться. Ещё бы! Сам летал.

А вот в птичий хор вплелись, заглушая их, другие голоса и голосишки. Это проснулись и высыпали во двор муравьята – внуки моего соседа Сергея Муравьёва.

Сергей – мужчина обстоятельный. Дом у него большой, рубленный. И семья у него большая: два сына, две дочки да жена. Да ещё два зятя и одна сноха. Да ещё шестеро внуков. Да ещё овчарка Джон, телок такой! Да ещё Дымок и Маркиза – кот с кошкой, что привозят с собой внуки. Да ещё мои животные Кеша и Дези, которые к этой большой и дружной семье на время прибиваются. А младший сын Сергея Лёша – инженер-железнодорожник - ещё в свободном поиске. Да не таком уж и свободном: рельсы-то прямые и лежат на своём, давно известном маршруте.

Когда они все вместе собираются, кажется, у Сергея и огород сам собой копается, и теплица сама плёнкой покрывается, и дрова сами колются. Все делом заняты.

Не видно во дворе только Нины – жены Сергея и дочерей его. А и когда им выходить? Эту ораву накормить же надо. Вот и стараются: в доме на печке щи варятся, на веранде, на газовой плите блины пекутся, за ручьём на костре или на мангале шашлыки жарятся. Вкусы у всех разные, но аппетит одинаковый - отменный, дачный.

Целый день у них разговоры, смех и плач, конечно. Как же без него! Это если самые младшие Егорка или Савва в ледяной ручей падают. Тогда аранжировка голосов меняется: одни смеются, другие плачут, третьи кричат на тех, кто в воду нырнул, четвёртые кричат на тех, кто кричит на упавших. Весело!

А иногда все муравьята, все коты и собаки разом перемещаются к нам. Тогда у нас весело! Тогда уже моя супруга включает газовую плиту. Тогда все наши конфетно-печеньевые запасы будто сами собой съедаются, ну, если немного Джон и Дези помогут. А два кота и кошка на втором этаже чехарду устраивают…

Нет, хватит вспоминать, да природой любоваться. Пора за работу. Уже три чашки чая выпил. Уже моя супруга посудой гремит. Уже Сергей по двору с ведром прошёл, и его Нина печь затопила.

А всё остальное муравьиное семейство приедет через недельку-другую, когда совсем тепло станет. А, может, и сегодня попозже. Не напрасно же супруга моя всяких пакетов со вкусностями из города захватила….

МЕДВЕЖЬИ БАЙКИ

Наш дачный кооператив называется Медвежка. Это мы так зовём, а по бумагам – Медвежий Угол.

Вообще-то посёлочек наш кооперативом и назвать нельзя, так, кооперативчик. Посудите сами: из сотни размеченных участков всего-то одиннадцать разработано и застроено. Остальные березняком заросли, да таким густым, что и продраться через него трудно.

А Медвежий Угол – не просто так. Здесь в самом деле медведи ходили. Да и сейчас появляются. Их в разных местах наши дачники встречают.

Я – тоже. Правда, не самого медведя, следы его. Если б я с медведем столкнулся, то до сих пор бы голосом заикался и на бумаге писал, спотыкаясь.

Я вот думаю: если в самом деле встретится мне медведь, что делать? Сразу вспоминаю рассказ Л. Толстого, как мальчик, увидев медведя, притворился мёртвым. Медведь подошёл, посмотрел, понюхал и дальше пошёл.

Я хоть и очень уважаю Льва Николаевича, как писателя, но тут не очень верю ему. Это я для вас, например, могу притвориться мёртвым: грохнусь на землю, закрою глаза, затаю дыхание, даже язык набок высуну для убедительности. Вы, может, и поверите, подумаете: во, дядька мёртвый валяется и побежите в милицию звонить.

А медведь не поверит. Он слухом, нюхом, ощущениями своими поймёт: жив дядька! И звонить никуда не станет, а начнёт меня лапами ворочать, когтями цеплять.

Когда только начинали обустраиваться здесь, к нашему соседу Боре Соловьёву мишка в гости приходил. Боря снимал с земли дёрн, а палатку поставил на сухом месте, в лесу за ручьём.

Возится Боря, возится на своём будущем огороде, вдруг слышит: шум какой-то там, где палатка стоит. Боря – мужчина здоровый, под два метра. И храбрый такой же. Ну и пошёл глянуть: что там такое? Смотрит, а возле палатки медведь на траве сидит, лапищами машет, рычит сердито, головой трясёт. Боря, задрав штаны, с перепугу полетел к

Саньке Клокову - у него уже дом стоял…

А утром вдвоём увидели: задняя стенка палатки сверху донизу, как ножом разрезана. Это медведь когтями располосовал. Рядом с палаткой валяется сплющенная банка мясных консервов.

Потому мишка и сердился: тискал, тискал лапами банку, а открыть не смог. Даже царапины на банке остались. Во силища!

Сейчас медведи на участки не заходят. Да и хорошо. С ними лучше не встречаться. А в лесу в начале лета я сам видел и пни развороченные, и муравейники разорённые. В это время ягод ещё нет, медведи голодные, вот и хулиганят: в пнях и в муравейниках личинок разных много, они их языком слизывают.

Однажды в начале нашей дачной эпопеи приехала к нам с Украины сестра моей супруги. В Украине лесов таких нет, там больше степи и Кира от всей души радовалась нашему природному разнообразию. Мы ей показывали сопки, озера, рассказывали про живой мир ну, и про медведей, конечно.

Был конец августа – грибная пора у нас. Я тогда торопился до осенних дождей крышу дома закончить: прибивал к стропилам обрешётку, чтоб потом на неё шифер положить.

Кира решила по грибочки прогуляться. Взяла корзину и говорит мне:

̶ Ты не волнуйся, я не заблужусь. Буду слушать, как ты молотком стучишь и назад на этот стук вернусь.

И ушла.

Ну, вот, а я затащу доску наверх, приколочу, да стараюсь погромче стучать, чтоб дальше слышно было. Прибью доску, за следующей спускаюсь, а внизу по пустой металлической бочке грохочу. Гул такой, что птицы, пролетающие надо мной, меняли направление полёта.

Я и спокоен. Стучу, да стучу. За работой время быстро летит. Смотрю, три часа прошло, а Киры нет. Она пошла на нашу горýшку, что сразу за ручьём и, наверное, вниз к болоту спустилась, да и заплутала. Стук поверху пролетает, а в низину не попадает. Кира и не слышит. Я ж предупреждал её, чтоб по макушке горýшки ходила…

Отправились мы с женой Киру выручать. Прошли маленько по лесу, глядим: идёт дядя Миша, ближайший сосед, а с ним наша грибница. У обоих полные корзины.

̶ Вот, говорит, ̶ вашу медведицу привёл. В кустах у болота нашёл. Сидела и ревела на весь лес. Я и сам думал, что медведь какой…

̶ Ага, ревела, это я от страха… Хожу, хожу, чувствую, заблудилась, куда идти не знаю, стука твоего нет. Слышу, ветки трещат. Я в кусты спряталась, лицо закрыла и реву. А он: - Я дядя Миша. А ты кто такая? Почему по моему лесу ходишь? – Я и подумала, что медведь человеческим голосом говорит. Вы же рассказывали разное про них. Тем более сосед ваш: я дядя Миша…

Ну, посмеялись мы. Потом женщины пошли с грибами разбираться, а мы с дядей Мишей сидели на лавочке, пили чай и вспоминали разные медвежьи байки. Их тут много в нашем Медвежьем Углу…

ЛЕДИ

Моя собака эрдельтерьер Дези уже вполне преклонных лет дама. Не критического, но серьёзного возраста. Как и Кеша.

Когда я выбирал собаку, много литературы прочитал про собак вообще и по их воспитанию.

Эрделя я выбрал потому, что эта порода мне понравилась. Представляете эрделя? Это такая, довольно высокая собака, морда – кирпичом, бородатая, уши лежат впереди, укороченный хвост – торчком, шерсть густая, волнистая, коричнево-чёрная.

Эрдели дружат с детьми, а у нас тогда сын школьником был. И ещё умны и понятливы собаки этой породы.

Действительно, собираемся в лес, выходим за калитку, я говорю:

- Ну, что, Дези, идём на Семёновскую сопку! – И Дези бежит прямо.

Или:

- За болото пошли! – И она поворачивает направо.

Ну и потому выбрал, что эрдельтерьер – английская порода. И это в ней было заметно.

Как-то ехали в поезде. Ну и как обычно, на остановках хозяева выводят собак, чтоб они сделали свои собачьи дела.

Дези за сутки ничего такого не сделала, пока не приехали на место.

Вот, пожалуйста, английское воспитание сказалось!

И ещё положительный момент: тогда, в старину, англичане использовали эрделей при охоте на медведей. Значит, и Дези по генам была медвежатница. А наша Медвежка медведями славится.

Я вот сказал: по генам была медвежатница. А правильно надо: должна быть медвежатницей!

Проверить это невозможно, с медведями Дези не встречалась, во всяком случае, я этого не видел. Но однажды на лошадь она лаяла очень смело!

А вообще хорошо, что мы с Дези с медведем не встречались. Как бы она повела себя – неизвестно. Я не учил её охотиться, не натаскивал на дичь. Дези у нас для души, а не для охоты.

Но иногда она прибегала из лесу с кровью на бороде, на морде – значит, зайца поймала. Инстинкт сказался.

Но всё-таки я не знаю, как бы она себя повела, встреть мы медведя!

Очень надеюсь, что гены медвежатницы подсказали бы ей, что надо делать.

А вдруг бы она испугалась, скулить стала, за меня прятаться? Я бы к этому нормально отнёсся, не сердился бы, не ругал её.

Но Дези, как английская леди с её старинным английским воспитанием, наверняка бы потом страдала, казнила себя и эти переживания укорачивали бы ей жизнь.

Нет, пусть лучше она не знает медведя и живёт долго-долго и при этом будет уверена, что мы её любим, ценим и понимаем!

ЯБЛОНЬКА

Мне давно хотелось иметь её в своём дачном хозяйстве.

Я-то вырос на окраине большого южного города. А там, на этой окраине, через заборы на улицы свешивались яблоки, абрикосы и другая фрукта. Это так бабушка говорила: фрукта.

Идёшь по улице, поднял руку, сорвал яблоко, съел его, ещё раз поднял – грушу достал. И никто не ругается, не кричит на тебя. Главное, чтоб веток не ломал, а так – ешь на здоровье, жалко, что ли? Вон их сколько. А кому жалко, тех сразу видно: у них ветки не свешиваются на улицу, обрезали.

Когда жил в Ленинграде - в тридцати минутах езды – в Бернгардовке, была у меня дача.

Участочек – так себе – с разбегу перепрыгнуть можно, четыре соточки… Не то, что здесь!

Так вот, мне тогда уже хотелось посадить на участке яблоню. Там яблони росли и урожай давали.

Поехали с дачным соседом Николаем на рынок, купили саженцы. Едем назад в электричке, я держу свою яблоньку бережно, думаю: вот сегодня у неё новоселье будет, как приживётся на новом месте?

Ну, приехал, выкопал ямку, посадил, полил, хожу вокруг яблонькой любуюсь и собой горжусь: вот, дерево посадил, теперь дом построить и сына родить…

А сосед мой Николай, смотрю - целое строительство развернул: ямищу выкопал размером три на три метра и глубиной в метр, гору земли наворотил. Потом два дня с тачкой по опушке леса всякое ржавьё собирал. Наш брат, дачник, он как: лишь бы на своём участке хлама не было, а под чужой лес валить можно…

Насобирал Николай консервных банок, железяк всяких, высыпал в свой котлован, утрамбовал, землю сверху, а потом только яблоню посадил

Мы – соседи дачные – пальцами у висков крутили: дескать, совсем наш Коля плох на головку стал, свалку во дворе устроил.

А через несколько лет Николай мог бы у виска пальцем вертеть в нашу сторону, но Николай мудрым был… У меня яблонька выросла метра на два в высоту и метра полторы кроной в обхвате, а у него, что в высоту метра четыре, что в ширину столько же и яблок родило – завались.

Я потом узнал: яблоня, она же для своей жизни требует железо и для жизни яблок – тоже. Вот Коля и положил ей запас на всю жизнь яблоневую.

Ну, а здесь, на Севере яблони не сажают, а, если у кого и вырастают, то не плодоносят – холодно ей, да и лето короткое.

Подруга моей жены Оксана принесла как-то с работы росточек яблоньки, всего сантиметров шесть-семь высотой, четыре листочка хиленьких. Кто-то из её сотрудников воткнул в землю семечко яблока – оно возьми, да и прорасти! И зиму нашу перенесла яблонька. Ну, думаю, если перезимовала под конторой, хоть и Теплосети, в песчаной и скудной почве, то у меня на даче тем более будет расти!

Памятуя про ленинградского соседа Николая, выкопал ямку хорошую, набросал туда банок консервных, сена положил, перегноя ну, и ещё чего надо, посадил росточек яблонькин, полил водичкой тёплой – и она у меня принялась! В рост пошла, в два раза выше стала, шесть листиков выкинула, как привет мне!

Каждую пятницу, приезжая на дачу, я первым делом бежал к своей яблоньке – как она?

Растёт, милая, поднимается. На зиму укрыл её сеном, ветки толстые крест-накрест положил, чтоб снегом не придавило.

Весной, когда я поднял ветки, яблоньки не было, даже сухого стебелька. И на двух соседних кустах жимолости кто-то всю кору обгрыз до стволиков. Нет, это не зайцы, жимолость уже несколько лет стоит у нас, раньше такого не было. Кто ж это?

Утром мой котище Иннокентий всё объяснил мне: прибежал из лесу и положил у моих ног тушку, похожую на хомячка, с полосой по спине. Это был лемминг – мышь такая. Видать, нужда голодная откуда-то их пригнала. Раньше не было. А может случайно прибежал, или в чьей-то машине тайком приехал. Потом Кеша приносил и обычных мышей, и мышей с длинным носиком хоботком – землероек, но леммингов больше не было, а может, Кеша просто не ловил их. В общем, мыши какие-то похулиганили.

А яблонька моя через неделю выпустила новый росток – до корней мыши не добрались.

Ну и хорошо, вырастет яблонька. Яблок, конечно, не будет, но пусть деревце растёт - воспоминание о моём южном детстве.

А уж на зиму придумаю, как от грызунов уберечь. Я теперь грамотный!

ХВОЩ

Это сорняк такой. Бороться с ним бесполезно. Здесь на Севере в болотистой, кислой почве для него – рай!

Корень у хвоща бесконечен, что вширь, что вглубь. Сколько раз я пытался найти конец его… Копаю, копаю, а он всё ползёт, лезет в торфяной почве. Прямо вражеский лазутчик какой-то!

То тут вылезет, то там выскочит. А, если лопатой разрежешь его на 2-3 части, каждая даёт и корень, и ростки. Словно гидра: отрубишь голову – взамен две новых.

Нет, бороться с хвощом, конечно, можно. Но дело это трудное и затратное. Кислую почву, как говорят агротехники, нужно раскислить, то есть, сделать щелочной. В щелочной хвощу некомфортно, плохо. А для этого в неё добавляют известь или мел. Пятьсот килограммов на сотку.

Вы представляете, сколько это? Я тоже не представляю. Никогда не видел столько мела сразу. Для побелки потолка в квартире я покупаю мешочек – три килограмма. И ещё остаётся. А, если полтонны мела – наверное, можно целый микрорайон побелить.

Но есть ещё и другой способ. Более дешёвый, но более трудоёмкий – добавить в почву песок. Четыре тонны на сотку земли. А сотка – это участок размером 10х10 метров. Десять умножаем на десять будет сто квадратных метров – сотка.

А у меня под огород две сотки выделено, значит, надо восемь тонн песка. Как раз машина «КАМАЗ». В его кузов 10 тонн влезает.

Нужно сказать, что купить песок не так-то просто. Это, к примеру, сахарный песок: заплатил в кассу, подал чек продавцу и тебе отвесят, сколько нужно. Ну, а тот песок – надо ещё с водителем «КАМАЗа» договориться, чтоб он отвёз песок не на асфальтобетонный завод или стройку, а к тебе на участок.

Дело это не совсем честное, а, вернее, совсем не честное. А городские и другие начальники знают, но закрывают глаза на это, потому что у них тоже есть дачные участки и им тоже нужен песок.

Отправился я за песком, простоял четыре часа на Объездной дороге. Передо мной был завод железобетонных изделий, за спиной – асфальтобетонный завод. Оба они с песком дело имеют. Напрасно я поднимал руку – никто из водителей грузовиков с песком не остановился. Надо было идти на работу, и я ушёл со своего поста.

Прошло две недели, я и забыл про песок, но где-то на окраине мозга всё-таки зацепилась эта мысль: нужен песок! Ну и иду я как-то с работы, смотрю: стоит «КАМАЗ» с песком. В голове сразу щёлкнуло: это мне!

Гляжу на водителя, он на меня, поняли друг друга сразу.

- Сколько?

- Полторы тыщи, ̶ дымя сигаретой, ответил.

Мои дачные соседи платили по тысяче. Я начал было торговаться, но потом вспомнил сколько я простоял на Объездной, сколько ещё могу стоять… Согласился.

Поехали. По нашей лесной дороге «КАМАЗ» шёл ходко. Перед подъёмом я сказал водителю:

- Включай первую передачу. Тут сложный подъём с двумя поворотами.

- Ерунда! Мой парень и на второй вытянет.

На второй, так на второй… Каждый водитель знает возможности своей машины. Хотя обычно тут включают первую передачу, тем более песок десять тонн и вес «КАМАЗА» столько же. Мотор хорошо тянул на подъёме, мы даже на камнях не подпрыгивали. Прошли первый поворот и тут движок стал захлёбываться. Водитель хотел переключиться на первую передачу – не включается, никак. Машина начала сползать назад. Водитель – по тормозам – ни основной ̶ ножной, ни ручной ̶ не держат! И мы полетели вниз, но не по дороге, а с поворота по лесу.

Пока летели, я о многом успел подумать. Про то, что не сказал жене, что с песком уехал, задержусь, будет беспокоиться. Про то, что сегодня будний день, по таким дням дачники здесь не ходят, но к выходным нас найдут. Про то, что, если выбросит из кабины и будут открытые раны, можно приложить мох – он обладает дезинфицирующим действием.

И о самом плохом подумал: сын останется без отца, жене будет трудно без меня. Ну, и себя успел пожалеть: такой молодой и так погиб бесславно… И о многом ещё подумал за эти 10-15 секунд пока вниз летели…

Я теперь верю, когда читаю в книге: «За несколько секунд перед его глазами пролетела вся жизнь». Верю, верю, сам испытал. А раньше не верил.

Сначала нас высоко подбросило, потом ещё раз, потом сильный удар, остановились. Потом тишина. Я не помню, какие звуки были, пока мы вниз катили, наверное, мыслями своими был занят, но вот эту абсолютную тишину потом – ни шума мотора, ни птиц, ни шелеста листьев – я запомнил.

Оба были целы и невредимы. Только испуг на лице водителя, и бледный очень, да и я тоже, наверное. Вышли из машины. После нас осталось несколько сломанных сосен, через два огромных камня мы перескочили, а в третий, самый большой, упёрлись левыми задними колёсами. Заглянули под кузов: из порванных трубок текло, то ли тормозная жидкость, то ли солярка, то ли масло.

Два дня «КАМАЗ» вытаскивали, потом ещё неделю ремонтировали.

Я подумал, если б водитель согласился на тысячу рублей, если б послушался меня и включил первую передачу на подъёме – всё было бы хорошо.

А хвощ у меня на участке растёт по-прежнему, правда, не так буйно – песок я всё-таки привёз.

ЛИТОРАЛЬ

Я стоял на дне моря и дышал всей грудью без всяких, там, скафандров, аквалангов и прочих приспособлений для дыхания. Не верите? И напрасно. Я запросто могу это! И вы тоже смогли бы, только не всегда, а во время отлива. А сейчас как раз и был отлив.

Прилив-отлив, прилив-отлив. Вдох-выдох, вдо-о-ох, вы-ы-ыдох. Так дышит Белое море. Так дышит мировой океан, то есть, все моря и океаны, связанные друг с другом.

А наше Белое море через другие моря соединяется с Ледовитым океаном, Атлантическим, Тихим, Индийским.

Из Белого моря, не сходя с корабля, можно попасть в любую точку планеты, да хоть в Антарктиду – на другую сторону Земли.

Если вы живёте далеко от моря и не знаете, что такое отлив и прилив, это очень просто можно увидеть и понять.

Поставьте на стол обычную тарелку, в которой мама вам подаёт суп или борщ. Налейте в неё воды до половины. А теперь осторожно отодвиньте тарелку от себя. Тарелка двинется, а вода попытается остаться на месте и приблизится к вашему краю тарелки. У вас прилив! Потом вода устремится к противоположному краю – берегу! – тарелки. Отлив у вас.

Море находится в глубокой-глубокой впадине, как в тарелке. А Земля наша – стол, на котором находится впадина с морем. Земля движется в космосе. Вот это движение и вызывает приливы и отливы. Только не так быстро, как в тарелке. Понятно?

Может быть, вам лучше расскажет кто-нибудь, кто физику хорошо знает. А у меня в школьном аттестате по физике слабенькая четвёрка. И по алгебре тоже. Зато по всем остальным предметам сплошные пятёрки!

Но с физикой и алгеброй у меня были напряжённые отношения. Я их не понимал, а потому не любил. Сидел над ними вечерами… А когда понял и полюбил, было уже поздно: школа закончилась.

А в медицинском институте были другие дисциплины. Ну, с ними у меня всё в порядке было…

Так вот, про отлив. Когда море уходит к противоположному берегу, оголяется часть морского дна – литораль. Правда, красивое название?

На этой литорали много интересного: красивые камешки, водоросли, ракушки. В лужицах плавают капшуки – такие рачки, похожие на креветок, но длиной всего в сантиметр. И плавают, как креветки – боком. А если кто уронит в воду что-нибудь с лодки, то в отлив можно найти. Но это если тяжёлое что-то, а так – море унесёт с собой.

Я стоял на месте, а Дези носилась по оголившемуся дну, иногда останавливалась ненадолго, удивляясь всякой морской невидали, которой нет на берегу. Разбрызгивая лужи, гонялась за чайками, что клевали морских рачков, а может, мелкую рыбёшку, не успевшую уйти с отливом. Чайки близко подпускали собаку, а потом, пару раз взмахнув крыльями, поднимались и сверху ругали её пронзительно и противно…

Именно это – море, морская живность, отливы помогли однажды Дези быстро восстановиться после болезни.

Тогда она подхватила чумку – такую собачью болезнь. Обычно собаки в щенячьем возрасте могут заболеть ею. Но это, в общем, нормально. А когда взрослая собака заболевает чумкой, болезнь очень тяжело протекает, собака даже умереть может.

И вот Дези заболела этой самой чумкой. Наша добрая приятельница Валя Максимова, доктор-ветеринар, приходила к нам, осматривала собаку, слушала её сердце и лёгкие, делала уколы, но той лучше не становилось. Дези похудела, шерсть свалялась, потускнела, её короткий хвост, обычно бодро маячивший над крупом, поник, она почти не ела, только пила воду или молоко. Дези трудно было спускаться и подниматься по лестнице. Я ставил её в ванну и уговаривал:

- Дези, ну, давай, делай свои дела. Я разрешаю, можно. И мама не будет ругать, ты же сейчас болеешь…

Но собака виновато опускала голову – не могла. Ну, как же! Английское воспитание в крови.

Я вытаскивал её из ванны, и она медленно ковыляла по лестнице во двор, шла за дом на пустырь. Потом смотрела на меня благодарно, за то, что я не дал ей уронить своё собачье достоинство.

Однажды, к концу третьей недели я проснулся среди ночи. Дези на своём месте – под журнальным столиком – не было. Она лежала в прихожей на коврике. Я сел рядом. Она положила голову мне на колени. Я гладил её и говорил что-то хорошее, про то, как она выздоровеет, мы поедем на дачу, пойдём в лес. Она закрыла глаза. Я тоже задремал, прислонившись к стене.

Когда я проснулся, Дези уже сидела рядом со мной, потом пошла в кухню, полакала воды из плошки, сунулась в другую, посмотрела на меня. Я сделал ей смесь из творога, сметаны и сырого яйца. Дези всё съела.

С этого дня она стала поправляться. Это был кризис, то есть переломный момент в течение болезни. А через пару дней меня пригласил к себе мой друг лесничий Володя. Он работал в Кандалакшском заповеднике и жил здесь же. Его дом стоял в ста метрах от моря.

Дези на свежей треске, что мы ежедневно ловили, на воле быстро пришла в себя. Она гоняла чаек по литорали во время отлива, дышала морским йодистым воздухом, плескалась в лужицах морской воды…

Когда есть время, мы приходим на берег моря. Я и сам заметно лучше чувствую себя здесь. И почему-то именно во время отлива. Наверное, потому, что море, уходя от берега, уносит с собой все мои переживания и беспокойства. Наверное, потому…

УЛОВ

Я сидел в лодке лицом к берегу. Посёлок Лазаревское узенькой полоской виднелся вдалеке. Ещё дальше справа – вершины гор.

Ну, всё почти то же: море, небо, солнце. Только не сопки, а горы. Только не Белое море, а Чёрное.

Вот вы, наверное, подумали: ну, сейчас начнёт руками размахивать и доказывать, что на Белом море лучше. Не угадали. Не буду. Лучше на Чёрном море. Тем более, что я сам родился и вырос на юге в двух часах езды от Азовского моря. Но давно живу на Севере, полюбил Белое море, полюбил те места, тех людей. И хоть на Чёрном море лучше, Белое мне стало родным. А родных не предают. Потому и живу там.

Море слегка покачивало мою лодку. Далеко между мной и берегом на разном расстоянии друг от друга стояли ещё одиннадцать. Я точно знал, что одиннадцать, потому что уже не один раз с вечера занимал очередь, чтоб получить лодку из пункта их проката.

Лодок было всего двенадцать, а желающих поплавать или порыбачить – в несколько раз больше. Придёшь утром – останешься на берегу с носом. Ночь постоишь – будешь в море и со ставридкой.

Принцип ловли ставридки мне был знаком – точно также я ловил селёдку-беломорку в своём Кандалакшском заливе. Очень просто: на конец лески цепляешь грузило, штук десять крючков с длинным цевьём и всё: забрасывай!

Только здесь у меня был не спиннинг, а обычная двухметровая палка с катушкой. И снасть не нужно забрасывать, а просто опускать грузило в воду. И оно уходит на глубину двадцать-тридцать метров. А потом сидишь и подёргиваешь палку. Дёрнул, подождал чуток, чувствуешь: стукнуло по леске – есть ставридка! Потом ещё, потом ещё… После каждого стука леску из воды не выбираешь – долго тянуть с такой глубины. Восемь-десять раз стукнет – и поднимаешь над водой гирлянду сверкающих рыбок.

Вдруг за спиной услышал рокот мощного мотора. Оглянулся – батюшки! Пограничники. Сейчас к берегу погонят. Боятся, что я на этой деревянной лодочке через всё Чёрное море на вёслах в Турцию убегу.

Катер с четырьмя пограничниками резко остановился рядом. Меня чуть волной не перевернуло!

- Ваши документы!

- Ну, какие документы. Паспорт я оставил в пункте проката лодок. Вот и номер на борту.

- Почему так далеко заплыли?

- Как далеко? Вон берег видать…

- Что вы придуриваетесь, мужчина? Берег видать… Там только узенькая полоска его. Вы заплыли на километр в море, а можно только на пятьсот метров. Сворачивайтесь, идите к остальным лодкам.

Делать нечего, начал сматывать леску. Тем более, клевало здесь плохо. Остановился метрах в тридцати от крайней лодки. Снова забросил снасть. Сидел я у одного борта, положив удилище на противоположный. Подёргиваю периодически, слышу стуки по леске. Дёрнул удилище в очередной раз – не могу от борта его оторвать!

Что такое? Зацеп – первая мысль была. Но нет, не зацеп. Леска дрожит и уходит в сторону.

- Господи, ̶ думаю, ̶ что за рыбина такая? Может, дельфин? Здесь они часто появляются…

Осторожно, то отпуская леску, то подматывая на катушку, начал выбирать её из глубины. Наконец, под водой появилась серебристая тень. Подтянул ближе, к самому борту.

Не может быть! Акула! Откуда она… И сразу вспомнил: в местной газете накануне читал, что-то вроде: начался промысловый отлов катрановых акул.

Ага, значит, и у меня начался отлов! Левой рукой держа леску, правой схватил акулу за длинный тонкий хвост и вбросил в лодку. Акула, изгибаясь, билась о дно. Деревянным черпаком несколько раз по голове стукнул – успокоилась. И правильно сделал, что стукнул. Хвостовой плавник акулы заканчивался острым, длинным – сантиметров пять – шипом. Запросто могла поранить меня. Хорошо, удачно схватил, не попал рукой на шип.

То-то, иногда у некоторых, пойманных мной ставридок, туловище было пополам пересечено.

Это значит, акула подходит к ставридке, трепыхающейся на крючке, шипом рассекает её, обездвиживает, а потом заглатывает. Так и сама попала на крючок.

Катрановые акулы бывают до полутора метров – это я потом узнал. Эта же – длиною с мою руку. Её узкое, стремительное тело было красивым и сильным. Но ужасная пасть снизу головы – бр-р-р! Сразу вспоминается фильм «Челюсти».

- Вот, ̶ думаю, - супруга удивится. Такого улова я ещё не приносил. А дома, кому скажу, не поверят. Так потом и было…

В течение часа вытащил я ещё четыре акулы, да ставридок с полведра. Можно заканчивать.

Вдруг услышал крик из соседней лодки. Там сидели два рыбака – один согнувшись пополам, второй стаскивал рубаху с себя.

Подняв якорь со дна, закрепив верёвку вокруг кольца, не вынимая снасть, поспешил к соседям. Они тоже поймали парочку акул. Один рыбачок неудачно схватил акулу, та, махнув хвостом, рассекла ему запястье острым шипом. Из-под руки, зажимавшей рану, текла кровь, когда он отнял руку, были видны разошедшиеся края жёлтых сухожилий.

- Плохо дело, ̶ подумал я, но вслух ничего не сказал. Рыбак и так испуган, бледное лицо его было в испарине, губы дрожали.

Я наложил на предплечье жгут из ремня, рану туго забинтовал полосками из разорванной рубашки, и они пошли к берегу. Потом я их не видел.

Трёх, из пойманных акул, содрав с них наждачную, жёсткую шкуру, я поджарил. Очень вкусное блюдо – жаркое из акул - доложу я вам! Две оставшиеся – завялил. Но сделал глупость: чтоб они занимали меньше места, отрезал головы и хвосты, то есть те части тела, по которым безошибочно можно сказать: акула!

Когда я показывал акул землякам, они с недоверием их разглядывали: вяленые тушки были жалки и уродливы и никак не тянули на тех хищных красавиц, что я ловил.

На память о той рыбалке у меня осталась плохонькая фотография и этот рассказ. Может вы поверите…

ЧЕЛЮСТИ

Мы с Дези на недельку из нашей Медвежки переместились к моему приятелю лесничему Володе на кордон…

Каждый день ведро трески! А лучше – два. Это столько рыбы нужно, чтоб накормить трёх поросят, которых лесничий Володя взял в совхозе на откорм.

Поросята на рыбе и специальном поросячьем корме, похрюкивая, дружно росли вширь. Ну и вверх, конечно. На мой взгляд, поросята были совершенно одинаковыми. Володя же без труда различал их и звал по именам: Хрюша, Хряша и Хреша. Что интересно, поросята откликались, правда, на каждое имя все сразу.

Кроме того, рыбу с большим аппетитом ели собаки: моя эрделя Дези и Володина овчарка Альфа.

С ними была морока: они с первой встречи начали друг на друга рычать, гавкать. При нас они вели себя более-менее сносно, а без нас выясняли отношения. На заповедные острова, входившие во владения Володи, собак брать нельзя, поэтому уходя на катере по своим делам, мы оставляли их: одну в доме, другую на подворье. По очереди.

Альфа всё время жила на свежем воздухе и с удовольствием оставалась в доме. Интересно же: как хозяин живёт?

Я представлял, как она медленно ходит по дому, рассматривает всё, обнюхивает каждую вещь, пахнущую хозяином, а потом укладывается на Володины комнатные тапки.

Дези же, наоборот, любила оставаться на подворье: как же, тут поросята! Она подолгу сидела у поросячьей загородки, рассматривая этих непонятных ей существ.

Вообще она страшно интересовалась всем, что летает, ползает, прыгает: лягушкой, жуком, шмелём, ну и большими животными. Однажды мы ехали с ней в автобусе, и где-то на просёлке Дези увидела лошадь. Что было! Она распласталась по оконному стеклу, заворожённо глядя на это чудо. Потом выдала всё, на что способна колоратура собачьего голоса, а после, сконфуженно посмотрела на пассажиров, повалившихся от смеха на кресла и друг на друга, и спрятала морду меж моими коленями.

Так вот, каждый день надо было ловить рыбу. Володя хорошо знал акваторию, знал места, где треска водилась. Вот и сейчас мы сидели на таком уловистом месте. Море было спокойным. Солнце до дна просвечивало зелёноватую воду и было видно, как под водой шевелились длинные лопухи морских водорослей – ламинарий. А на самом дне лежала россыпь морских звёзд. Я раньше думал, что они водятся где-то в тропических морях, а оказывается – вот они! В нашем северном Белом море. Даже к наживке иногда присасываются и можно было выдернуть такую звезду из воды.

Одно ведро уже заполнилось рыбой. А всего-то минут тридцать прошло. Вдруг я услышал сдавленный Володин крик:

- Иди сюда скорее, помоги!

Его удочка лежала на дне катера, а леска была обмотана вокруг запястья и указательного пальца, второй рукой Володя упирался в борт. Тонкая леска врезалась в кожу и, казалось, вот-вот рассечёт кожу и брызнет кровь.

Я посмотрел за борт. У поверхности воды шевелила разинутыми челюстями огромная рыбина.

Прямо чудовище!

- Хватай её! Тяни в лодку!

Ага, хватай. Легко сказать! Я сунул руки в воду и попытался ухватить рыбину за жаберные крышки. Они гнулись и выскальзывали из рук. Да и рыбина не стояла на месте. Она рвалась в разные стороны, пытаясь освободиться от крючка.

- Да скорее же, уйдёт! – Всё подгонял меня Володя.

Я запустил правую руку в открытую пасть, ухватил рыбу за жабры изнутри и с трудом перетащил через борт. Володя тут же придавил её коленями ко дну катера.

Вот это была треска! Да нет, трещища! Размером, наверное, с тюленя. Я хотел вытащить руку из рыбьей пасти – куда там! Треска же – хищница. Её зубы в несколько рядов были загнуты вовнутрь. И на языке какие-то выросты – тоже. Это, чтоб рыба в её пасть заскочила, а назад – не могла, за зубы цеплялась.

Вот и я так. Туда рукой заскочил, а оттуда – никак. Зубы впились в мою кожу и ни туда, и ни сюда. Рыбина била хвостом, челюсти конвульсивно сжимались и сжимали мою руку.

Володя вставил ей между челюстями гаечный ключ и начал искать нож, чтоб разрезать пасть. Ножа не было. И вообще ничего режущего не было.

- Домой быстро! – Володя дёрнул шнур стартера, движок завёлся, и мы помчали к дому. На берегу он принёс из дома ножницы по металлу и легко разрезал рыбью пасть снизу, освободил меня из плена.

Два дня я делал компрессы из заваренных Володей трав. Два дня мы на рыбалку не ездили. Но и не надо было. Пойманной рыбины с лихвой хватило и поросятам, и собакам.

А после мы с Дези вернулись в свою любимую Медвежку.

КРЫЛЕЧКО

Опять он о своём крылечке, наверное, думаете вы. Да вы тоже вспоминали бы, если б у вас было такое!

Очень уж оно нравится мне! Во-первых, я о нём мечтал, когда только дом строить начинал. Во-вторых, очень уж красивое оно у меня получилось: с лавочками, с перилами, резное. В-третьих, я самый первый среди наших дачников его придумал. Потом остальные начали к своим домам пристраивать всякие козырьки, навесы, крылечки – кто во что горазд. Но у меня – самое лучшее. Оно и понятно: очень уж я старался!

Да и вообще уютное получилось, небольшое такое, для четырёх душ. Да-да, именно для четырёх душ, а не четырёх человек. А четыре души – это мы с женою Алёною, кот Кеша и эрдель Дези. Хотя, четыре человека тоже вполне помещаются, когда ребёнки в гости приезжают или соседи приходят.

Мы с супругой часто здесь чаи гоняем. Поставим маленький столик, чашки на него, блюдца с конфетами и сидим природой любуемся, и беседы беседуем.

Кеша обычно презрительно смотрит на конфеты:

- Опять они эту гадость едят. Сосисочку бы, что ли…

И, оскорблённый невниманием к его вкусам, уходит по мостику в лес, всем своим видом говоря:

- И без вас обойдусь, сам чего-нибудь вкусненькое соображу…

И соображает. Минут через десять притаскивает здоровенного мыша и демонстративно кладёт на ступеньки:

- Вот вам! Я и сам с усам!

Да, конечно! На его шикарные усищи мыши, наверное, сами из норок вылезают посмотреть. Потому он так быстро и ловит их.

Дези же к нашим чаепитиям относится весьма заинтересованно. Её шерстяная морда излучает дружелюбие, а глаза говорят:

- Я с вами. Я конфеты люблю.

И сидит, ждёт: может и ей отвалится. И отваливается, только немного – нельзя собакам много сладкого. Зато любимого лакомства – сухариков – пожалуйста! Супруга режет батон на квадратики и жарит в духовке. И ещё неизвестно, кто их больше любит: я или собака. Когда мы идём с ней гулять, сколько бы я не брал этих сухариков, всё равно не хватает. Дези их с детства обожает. Благодаря им, она с трёх месяцев перестала делать лужи в квартире. Сделает на улице, я похвалю её, сухарик дам. Сделает в доме – поругаю, газетой шлёпну. Она быстро сообразила: лучше на улице и - сухарик, чем в доме, но газета или хворостина. А обычно щенки до полугода разливают лужицы по дому…

На крылечке хорошо в любое время. Осенью, у нас уже нормальный день с солнцем и нормальная ночь со звёздами. Стоишь на крылечке – луна серебристым светом заливает пожелтевшие травы и листву, чёрные грядки, где уже всё убрано. Вдалеке темнеют сопки. А над всем этим – низкие, мохнатые звёзды… И тихо-тихо. Ни птиц, ни людских голосов, ни музыки – умаялись, уморились дачники, спят-почивают.

И днём интересно. Когда жарко – хоть и редко, но и у нас бывает жара – тогда крылечко спасение. В деревянном доме душно, в лесу от жары не спрячешься – загрызёт комарьё и мошкара. А на крылечке под ветерком и в тенёчке – в самый раз!

Хорошо в дождик. Сидишь, чаёк попиваешь, а дождик ровно шуршит по траве, по листьям, по крыше. Спокойно так, умиротворённо. И все проблемы далеко-далеко… Но лучше всего в ливень! В ливень по-настоящему чувствуешь прелесть моего укрытия: вот она вода льётся стеной, а вот он сухой островок крылечка. Высунь руку и через пару секунд рукав мокрющий, как будто из бочки с водой вынул руку.

Вода грохочет по шиферу, по железной крыше крыльца, водопадом льётся из водостоков. Я стою, как на капитанском мостике – в шторм. Впереди за водяной пеленой угадываются силуэты сопок. Да это и не сопки вовсе, а идёт на меня, девятый вал! Я крепче сжимаю перила крыльца, да нет, поручни капитанского мостика! Ногами упираюсь в пол, то есть в палубу и жду, хотя знаю: никакого девятого вала не будет, а будет обычное для нашего болотистого места временное наводнение.

Вода уже потоками бежит по тропкам, течёт меж грядок. Ручей поднимается до уровня берегов, но никогда не выходит из него. Через день-другой ручей спадёт вместе с озером, в которое втекает.

Мой дом – корабль, крылечко – капитанский мостик. Капитан стоит на мостике, рядом его команда: у ног палубный матрос Дези, готовый выполнить любой приказ, на перилах – боцман Кеша – отдыхает после всяческих котячьих дел. Из кают-кампании слышится голос старпома Алёны:

- Судовое время пятнадцать часов. Команда приглашается на обед!

Бьют склянки.

Это по-морскому – бью склянки, то есть звучит корабельный колокол – рында. Неплохо бы иметь такой колокол, да где его взять. Есть валдайский колокольчик, тихий и мелодичный. Да и хорошо, а то, если бить в колокол каждый раз, все соседи дачные на обед прибегать начнут! Времени не хватит на всех готовить. Когда и за грядками смотреть…

ПЕЧНАЯ ИСТОРИЯ

Печь на даче мне ставил печник, которого я нанял.

Работу свою он выполнил неудачно. Печь была слишком большая для моего дачного помещения, она была не так ориентирована, она была наклонена, как Пизанская башня и, как башня, всё не падала. И слав Богу – не упала!

Кроме того, печь нельзя было сразу затопить. Сначала снимаешь конфорки и несколькими газетами прожигаешь дымоход, а потом уже поджигаешь стопку дров в топке: сначала лучинки потоньше, потом лучинки потолще, потом дрова потоньше, потом дрова… В общем, понятно.

На трубу у меня кирпича не хватило, потому вместо кирпичной трубы поставили асбестовую, диаметром десять сантиметров. Такие используют телефонисты при прокладке кабелей.

Когда ставили эту трубу, двое мужчин подавали её со второго этажа через отверстие в крыше, а я, стоя на хлипком трапике на крыше, принимал её. Ну, трапик и съехал с крыши и я, стоя на нём, но о землю стукнулся не тем, на чём стоят, а тем, на чём сидят. Но удачно стукнулся: моя сиделка попала в водоотводную канаву, вырытую в мягком торфе.

Трубу тогда всё-таки поставили. Она была высокой, стройной с изящным зонтиком от снега и дождя. Как и всё красивое, труба оказалась ненадёжной: её тонкое отверстие быстро забивалось копотью и сажей, печь начинает дымить и надо чистить трубу. Сначала один раз за лето, теперь – два… Трубочистом работал я, но это отдельная история…

За эти годы к печке мы привыкли, ухаживаем, следим за ней. Каждый год я глиной щели заделываю, а Алёна белит. Вообще-то – нормальная печь, и горит хорошо, и тепло долго держит. Ну, наклонилась немного, но не упала же! Столько всего выдержала вместе с нами. Какие годы были! А то, что сразу не затопить – столько раз выручало нас. Когда в те годы лазили по дачам, к нам зайдут, попробуют печь затопить, а она дымит. Ну и уходят. Так что, в самом деле - нормальная печь!

А Сергей Муравьёв свою печь переделывал. Трещины пошли, дымила, горела плохо. Сергей всё откладывал, откладывал, а Нина – жена его, всё терпела, терпела, а потом наехала на Сергея, и он в момент глины привёз, печь разобрал. Старые кирпичи в ванной замачивали, чтоб старый раствор сбить. Переложил печь. Теперь у Сергея с печкой – порядок.

И у Валеры-машиниста по печи трещина пошла, потому что печь осела. Так осела, что и пол за собой потянула. Пришлось и печь ремонтировать, и пол поднимать.

И у дяди Миши печь осела, и асбестовая труба сдвинулась с дымохода. Весь дым вовнутрь валил, пока не поправили.

И у Вовки-летчика печь дымит. Даже Санька Клоков печь свою ремонтировал. А уж Санька специалист – будь здоров! А печи потому осадку давали, что соседи мои фундаменты под них ненадёжные сделали. У нас же тут болото.

А моей печке с фундаментом повезло. Фундамент – что надо под ней! И с печником повезло. Пусть он и не изящный мастер, но надёжный. И стоит наша печь сейчас, после побелки, как новая, большая, тёплая и уже родная!

ЛЕТТИ

У соседей по даче Муравьёвых – две дочки, два сына, два зятя, две невестки. И ещё рота внуков! Ну, я уже говорил про это.

Их, внуков этих, Муравьёвым дети периодически подбрасывают. А чтоб им с внуками не было скучно, добавляют котов и собак. Чаще всего это кот Дымок. Дымок – это беспокойство Кеши. Он ревностно стережёт нашу дачу и окрестности от других котов. А в окрестности входит и участок Муравьёвых. И когда возникает Дымок, вы ж понимаете…

А собака, что часто появляется здесь – Летти. Называть её собакой как-то неловко. Она размером с большого кота. И собачонкой не назовёшь. Порода эта – цвергшнауцер – значит, карликовый шнауцер. А у него повадки и задатки ризеншнауцера, то есть большого или гигантского шнауцера. Как тут собачонкой её назвать?

Цвергшнауцер с большими собаками старается держаться на равных и не комплексует из-за своего маленького роста. Тем более, он отлично справляется на таможне – находит наркотики у контрабандистов, надёжно стережёт имущество, нежен с детьми, очень умён. Но с незнакомыми людьми не сразу сходиться, как и Летти со мной.

Когда я вожусь на своём участке и вижу Летти, говорю ей:

- Привет, Летти! Заходи, знакомиться будем! –

Летти от возмущения захлёбывается лаем, дескать, у неё нет привычки разговаривать с незнакомыми мужчинами. И каждый раз при видя меня, Летти со мной «не разговаривает», ну то есть лает!

Нина, жена Сергея, пытается её пристыдить:

- Летти, ну-ка перестань, бессовестная! Иди домой! –

Это вызывает у Летти ещё большее возмущение. Ну, не дают собаке высказаться…

Иногда Летти, немного, для порядка полаяв, успокаивается и как бы нехотя, осторожно через открытую калитку заходит ко мне. Я разглядываю вблизи нависшие на глаза брови, усы, бороду, идущую по всей нижней челюсти до самой шеи.

То, что Летти, собака женского пола, в усах и бороде, её нисколько не смущает. Я же говорил, что цвергшнауцер – собака без комплексов. Летти разрешает гладить себя. Шерсть её Короткая, густая и жёсткая. Как только Летти видела Сергея, она тут же убегала к себе. А Сергей ревниво говорил:

- Ну смотри, ещё немного и она сама в машину к тебе будет прыгать! –

Но до этого было далеко. Отношения у нас были неровные. То она лаяла и убегала от меня, то, наоборот, ждала, чтоб я подошёл и погладил её. Угощение из моих рук не брала.

Однажды утром я пропалывал укроп на грядке у забора. Укроп недавно взошёл и запросто можно было вырвать его вместе с травкой.

Я сосредоточенно склонился над грядкой, всё внимание было на укропе. А краешек сознания цепляет: вроде автомобильный мотор тихонько урчит: р-р-р-р-р-р-р….

Сейчас у всех иномарки, у них движки работают тихонько, ненавязчиво.

Другим краешком сознания понимаю, что урчать вроде некому. Машина Сергея стоит, машина Вовки-лётчика – тоже, ну и моя – вот она. Никто не уезжает, не приезжает, а за спиной всё тоже: р-р-р-р-р-р-р…

Поворачиваюсь, а это Летти за штакетником на улице сидит и: р-р-р-р-р-р-р…, дескать, я тут такая красивая, с усами и бородой сижу, а ты на меня ноль внимания!

Ну вот, поди, пойми женский характер!

В следующий раз для закрепления успеха привезу куриных крылышек. Перед куриными крылышками ни одно женское сердце не устоит. Ну, а собачье – тем более! Только вот не знаю, крылышки в духовке готовить, на сковородке обжарить или сырые привезти?

БОЛТУХА

Да чего ж она всё каркает и каркает? Уже, наверное, сто лет живёт и всё каркает. Как ей не надоело? И, главное, эта ворона, как будто преследует меня: я с друзьями за речку на шашлыки – и она там - на сосне сидит. Приезжаю куда-нибудь на рыбалку – она тут, как тут, торчит на ветке, рыбу выпрашивает. Нет, это всё-таки разные вороны. Просто они везде живут. Но эта ̶ на даче у меня – точно одна и та же. Она, как бабка старая, сварливая… И всё-то ей не нравится, и всё она ворчит…

Вожусь я, к примеру, на огороде. Кричит скрипучим голосом:

- Не так копаешь, глубже давай, глубже!

Да я и не копаю вовсе. Я давно уже землю в огороде не перекапываю, а обрабатываю её таким хитрым инструментом – плоскорез называется.

Воюю с сорняками на грядках, ворона снова суёт свой нос, вернее, клюв:

- Чище надо, чище! Вон сколько травы пропустил.

Не пропустил. Это я специально её оставляю, срезанную. Она потом перегниёт и землю питать будет и всё, что на ней произрастает. Вон посмотрите, в лесах, в полях, вдоль дорог никто землю не обрабатывает, не удобряет, а как всё растёт радостно! Даже здесь, на Севере. Потому что все листья, все стебли, что выросли, осенью опали, в землю ушли. Потом снова выросли, опали, в землю ушли. Кругооборот такой. В земле жизнь тоже кипит. Своя только.

А мы что делаем на дачных огородах? Всё, что за лето в земле построилось: каналы разные воздушные, микроорганизмы всякие, а мы это – раз! – перекопали, перевернули и разрушили.

Сорняки с грядок выбросили и хвастаемся:

- Вот какая грядочка чистенькая! Ни травиночки.

А земле чем питаться? Правильно, химией. А она всё убивает: и червей, и мелочь микроскопическую. Потому я землю не перекапываю, ботву и траву с огорода не выбрасываю. Но про это отдельно надо рассказывать. Я же про ворону начал…

Может она угомонилась уже? Да нет! – Начал дрова колоть, опять за своё:

- Зачем такими крупными колешь? Мельче коли!

Не понимает бестолковая птица, что крупные поленья горят дольше. Положил такие в печку, закрыл поддувало и три часа можешь в печку не заглядывать. А нужно чайник вскипятить, открыл поддувало, дал огню кислорода и через десять минут кипит чайник. Только надо два полена класть, одно гореть не будет, три, наоборот, быстро прогорят, а два – как раз! Я и на рыбалке так делаю: положу рядышком два брёвнышка на костёр – всю ночь тепло и костёр не гаснет.

А то ворчит: ̶ Мельче коли, мельче коли… ̶ Я знаю, что делаю.

Мельче у меня уже наколоты и отдельно сложены. На растопку.

Всё, надо передохнуть. Сажусь на крылечке чаю попить. И снова слышу:

- Чего расселся-то? Вон работы сколько, пахать надо!

Вот глупая птица. У меня всё рассчитано и распределено. Всё успею, всё сделаю.

Да и не пашу я вовсе, а в охотку делами занимаюсь. И жена, Елена моя, тоже с удовольствием и любовью к земле наклоняется. Потому у нас на грядках всё и растёт-кудрявится. И клумбы цветами глаз радуют. Хорошо!

Пахать надо, пахать надо, сама и паши! Сидит на макушке старой высохшей берёзы и каркает. Мешает только…

Берёза эта рядом с участком Саньки Клокова – председателя нашего кооператива.

Постой, постой, как же я сразу не сообразил-то? Наверное, Санька, когда уезжает на работу, вместо себя ворону эту оставляет наблюдателем. А иначе с чего бы она целый день каркала? Вот и сегодня его нет, а ворона на посту, кар-кар-караулит. Ей сверху всё видно.

А когда Саня возвращается, вороны нет на берёзе. Точно – сидит у него в доме и рапортует, подняв крыло к виску: кто, что не так делал, кто уехал-приехал. Потому-то он всё про всех и знает.

Ворона сообразительная птица. Это я сгоряча её глупой назвал. Пока я в дом ходил, Санька проехал, а ворона исчезла. Небось, помчалась к начальнику своему на доклад.

А тут и Санька пришёл. Не успели поздороваться, он с ходу:

- Ну, чего сидишь, прохлаждаешься? Пахать надо! А дрова зачем так крупно наколол?

Я чуть с лавки не упал: откуда у него всё это? Наверняка, ворона и наболтала…

ДВА СИГНАЛА

Вы можете представить пшеничное поле? Высокие стебли, колосья? И вот через это поле промчался мотоциклист, оставил за собой след из полёгших стеблей. Ровная такая полоса среди целых стеблей.

Как будто глубокий каньон образовался в пшенице.

А теперь представьте, что такой же мотоциклист, только в сто или в двести раз больше, на огромном мотоцикле проехал через наш лес и оставил такую же полосу, как в пшеничном поле. Высоту мотоцикла трудно сказать, но ширина колёс была метров восемь.

Да, вот именно, такая, восьмиметровая полоса из поваленных в одну сторону деревьев, осталась в лесу. Только это не мотоциклист проехал, а смерч прошёл. А потом сыпанул град. А градины размером с шарик для настольного тенниса.

Меня в тот момент на даче не было. Я позже приехал. Дачники наши смерча не видели, он прошёл несколько в стороне, но от града пострадали: у кого машина – вмятины на крыше и на капоте. А в огородах – всё побило. От картошки остались стебельки сантиметров десять в высоту. Петрушки-зеленушки пропали начисто.

В теплицах огурцы-помидоры уцелели, но целлофан на теплицах, как дробью побило. Я потом целый день скотчем дырки в целлофане заклеивал. А осенью пришлось его выбросить.

Когда сворачиваешь с трассы на нашу лесную дорогу, с полкилометра едешь вдоль Федосеевского озера. Но за зелёной стеной леса озера не видно. А сейчас – пожалуйста, вот озеро! На деревьях все листья и иголки градом пооббивало. Как будто кто специально содрал. Кошмар!

То, что пропал урожай, для нас трагедией не было. Дачи у нас не по необходимости, а из любви к земле, к природе. И картошку мы сажали не потому, что есть нечего… Трагедией не было, но чувство горечи жгло: весь наш весенне-летний труд градом в землю вбило. Обидно, конечно.

Ну, посокрушались, посокрушались мы, но делать что-то надо! Стали приводить в порядок то, что можно привести.

Мы с соседом Муравьёвым поехали к образовавшейся просеке за дровами.

Я нашёл хорошую, ровную, без сучков сосну. Она лежала на земле метрах в сорока от дороги. Принялся за дело. Наточенные зубья ножовки легко вгрызались в сырое дерево. Я собирался отпилить ветвистую верхушку. Только начал пилить, шмель налетел на меня. Я отмахнулся от него ножовкой. Потом появился ещё один шмель, потом ещё… Оказалось, я коленом стал рядом со шмелиным гнездом. Вот они и налетели на погромщика, то есть на меня. Ничего себе! Покусают – родная мама не узнает.

Первый сигнал: уходи!

Я отошёл метров на десять, залёг в траве. Шмели вроде успокоились. Только подошёл, вновь залетали. Пришлось искать другую сосну. Нашёл. Она не лежала на земле, а была в наклонном положении. Корень до конца из земли не выворотился, вот сосна и застыла так. Ещё лучше, не надо будет на коленки становиться, когда пилить начну. Только отпилил ветвистую верхушку, корень с землёй перевесил, и сосна встала вертикально. Как и была!

Второй сигнал: уходи!

Я перепилил сосну внизу, распилил на метровые чурбаки, перенёс в машину.

На даче перетаскал эти чурбаки за ручей. А они сырые, тяжеленные, ужас! Уже вечер был, поехал домой в город.

Утром проснулся, хотел подняться – куда там! Вот они, сырые чурбаки сказались! Теперь я понимаю, когда говорят: что-то в спину вступило. Только мне не вступило, а въехало! Как будто тот самый мотоциклист через меня переехал.

Короче, помучился я, пока встал, размялся, смог на кухню пройти.

Сижу. Чай пью и думаю:

- Вот какой твердолобый оказался! Ведь был первый сигнал – шмели. Надо было всё бросить. Нет, продолжил. Потом второй сигнал – сосна встала вертикально: бросай всё, уходи. Нет, продолжил! – Вот и получил. Хоть уже и легче стало, но ещё несколько дней надо щадить спину. А на даче сейчас столько работы…

А обратил бы внимание на сигналы, и ничего не было.

Теперь я всегда присматриваюсь и прислушиваюсь к тому, что происходит во мне и вокруг меня.

НЕПРОШЕННЫЙ ГОСТЬ

Непрошенный гость хуже… Ой, да неважно, кого он хуже. Такой гость всегда некстати. Хозяева делами заняты, а тут гостя принесло, всё бросай, на стол накрывай, разговорами развлекай.

Ну, я не говорю о тех гостях, которые всегда дороги. Если сын с семьёй приезжает ̶ хоть ночь-за́полночь – он всегда прошен, всегда ожидаем.

Я о других гостях. И пусть даже не надо на стол накрывать, всё равно плохо. Вон, как однажды у меня – непрошенный гость пришёл.

Подъезжаю в пятницу к даче, смотрю, у моей калитки соседи собрались и показывают мне: компост в загородке разрыт, штакетник проломлен, а на грядке следы. Мурашки по коже побежали, как-то не по себе стало. Ещё бы! Медведь в гости приходил!

Навёл я порядок: компост собрал, забор отремонтировал, всё, как полагается. Через неделю приезжаю – то же самое! И морковка потоптана, и компост разрыт, и забор развален. Снова всё в норму привёл, а на следующий раз – опять. Ну, я не выдержал, позвонил егерю.

Приехал егерь, в форме своей, с карабином. Показал я ему следы, рассказал о беспорядках, что у меня на участке случались. Егерь посмотрел, послушал, измерил следы и подтвердил, что это медведь приходил. А я и сам не сомневался, и не думал, что это лось ко мне зачастил.

Потом егерь спросил, что мы в компост выбрасываем. А тогда Кеша ещё не сидел на диете и рыбу ел. Ну, а требуха рыбья, конечно, в компост шла. Медведь и пришёл на этот рыбный запах.

- Теперь всё! – Обрадовал меня егерь. – У него в мозгу, как в компьютере, отпечаталась эта информация про рыбу. Он и будет приходить. А стрелять его у меня нет оснований.

– Да я и не просил, чтоб он мишку застрелил, но что-то нужно было делать… У меня жена Алёна боится на дачу приезжать.

Уехал егерь. Я один и остался. Дай, думаю, попробую медведя дождаться на крылечке. Может, сфотографирую… А чего? Дверь в дом – вот она, если что, успею в дом заскочить… Медведь обычно в сумерки приходил.

Приготовил я чай, тетрадь, чтоб свои ощущения записывать. Ага, уже сейчас можно писать: ощущаю дрожь в коленках! Сижу на крылечке, чай пью, жду… Вдруг слышу: кто-то через кусты ломится. Ну, кто? Понятное дело, не сосед Муравьёв. Сергей рано ложится. Медведь ломится. Обычно он приходил через дальний мостик. И шум в той стороне был.

Смотрю на дальний мостик, жду. А медведя нет и нет. Куда делся? А в голове мысли: может в дом спрятаться? И в окно можно посмотреть. Но пересилил себя, хотя и ни жив, и ни мёртв.

Скашиваю глаза вправо, смотрю, а в шести метрах от меня, сразу за ближним мостиком стоит здоровенный медведище! Голову наклонил, землю нюхает, на лопатках светло-коричневые подпалины. Я нажал на кнопку фотоаппарата, объектив начал выезжать, зажужжал, медведь услыхал, поднял голову смотрит на меня. Я – на него. Глаза у него маленькие, круглые, серьёзные такие. А у меня, наверное, глаза с блюдца были…

Во мне всё окаменело, окостенело. Я и про фотоаппарат забыл. Не пошевелить ни рукой, ни ногой… А потом ожил! Да как заору! Все соседи потом говорили, что крик мой слышали, что вроде даже стёкла в окнах дрожали и посуда на полках! А медведь вздёрнулся, развернулся на месте и живо потрусил по тропке в лес.

Больше он ко мне не приходил. Правильно. Понял, кто здесь хозяин. Увидел меня, услышал мой страшный голос и решил: не буду связываться! Мало ли что…

ЗА РУЧЬЁМ

Я уже говорил вроде, что вдоль всего моего участка течёт ручей. Через него я построил два мостика. Один – дальний, там беседка, мангал, кострище, короче - зона отдыха. Ближний мостик сразу у дома. Дрова я здесь колю, доски пилю.

Вот однажды я собирал тут хворост, щепки, складывал в кучу – осенью сделаю прощальный пионерский костёр. Нагнулся я за очередными ветками и вдруг чуть не подпрыгнул: между ног у меня проскочил длинный, маленький зверёк с коричневато-рыжей шерстью. Только снизу, когда зверёк закидывал задние ноги, мелькала белая шерсть.

Сначала я опешил, а потом сообразил: да это же горностай! Да-да, тот самый горностай, из меха которого шили королевские мантии. Брали для этого только зимние, белые шкурки с чёрными пятнышками. Зимой горностай белым становится.

Горностай, наверно, отдыхал под грудой веток, а я побеспокоил его. Я впервые увидел горностая живьём. Он похож на ласку: такое же длинное, узкое тело. Но горностай крупнее.

На картинках горностай очень милый зверёк, но в жизни – это свирепый хищник. Он питается всякими грызунами – мышами, леммингами, но может напасть - и нападает! - на птиц и даже на зайцев. Перекусывает зайцу сонную артерию и всё!

Представляете, какого размера заяц, как быстро он бегает и какого размера горностай… Я потом даже сюжет такой видел. После этого сюжета у меня к горностаю возникли неприятные чувства. А потом я подумал: это же природа. В природе всё просчитано и взвешено. В природе всё правильно.

У нас тут мышей этих – видимо-невидимо! Иногда по двору пешком ходят. Если бы не ласки, горностаи да мой Кеша, они вообще бы нас заполонили. А так – терпимо. И зайцев у нас – нормально. Иногда в гости забегают.

И горностай не голодает. И мышей достаточно. Иногда выхожу утром из дома, перед крыльцом лежат, сложенные в рядок 3-4 мыши. А как бы иначе Кеша поддерживал своё котовское самолюбие и доказывал, что он добытчик?

ВЕЧЕРОМ

На крылечке посидеть я выхожу и утром, и вечером. Утром как бы здороваюсь со всем и со всеми: с птицами, с елями и берёзами, со своими петрушками-зеленушками. Я особенно люблю укроп, редиску и лучок зелёный. Им отдельно говорю:

- Доброе утро!

Потому, наверно, они и растут-наливаются лучше всех!

А вечером прощаюсь со всем этим до утра.

Утром я, отдохнувший, выспавшийся. И вся природа, омытая свежей росой, пропитанная чистым воздухом, пронизанная птичьим пением и солнечными лучами, готова со мной и дальше жить, и трудиться.

А вечером иначе. И травы, и кусты утомились под незаходящим солнцем, вроде поникли, но вечерний воздух бодрит и свежи́т. И я, уставший за день от бесконечных хлопот и забот, уже успел взбодриться.

Каждый раз вечером, после работы я моюсь и обливаюсь водой, целый день стоявшей на солнце, целый день впитывающей энергию солнца. Она, как живая вода! Облился, растёрся и усталость – вон из тела!

Ну, вот, сижу вечером на крылечке, смотрю на сопку, что впереди за нашими участками. Думаю: может, завтра времечко выкроить, сбегать на ту сопку. Грузди вдруг пошли? Или рано? Никак не определиться: идти, не идти… Надо бы у соседа Муравьёва спросить. Вдвоём веселей и в охотку.

Поворачиваю голову направо, а на мостике косой стоит на задних лапках, а передние перед грудью сложены. Стоит заяц и смотрит на меня. А я на него…

Хоть у нас и много зайцев, но всё равно как-то жалко серых… Волки на них охотятся, лисы на них нападают, рыси, росомахи, даже малыш этот хищный – горностай – и тот мимо не пройдёт.

Может быть морковкой угостить? Так пока уйду-приду сбежит косой. Да он и без моей морковки обходился. А вот за фотоаппаратом надо бы сходить. Только я стал подниматься, заяц и убежал. Я его очень хорошо рассмотрел. И глаза тоже – нормальные глаза. Не понимаю, почему его косым называют. Ну не может он одновременно видеть и то, что далеко, и морковку под носом, приходится наклонять ему голову. Но глазами же он не косит! Несправедливо.

Жалко, не снял я его… Так и убежал нефотографированный.

УДИВИТЕЛЬНОЕ ЛЕТО

Этим летом у меня были такие удивительные встречи! И каждая была неожиданной. Ну так правильно! Если встреча ожиданна, то есть, ожидаема, какое удивление?

Про непрошенного медведя я рассказывал. Тогда было не только удивление, но и настороженность, а моментами – страх.

Ну, я уже говорил, что рано просыпаюсь, вместе с птицами. Сижу на крылечке, чай пью, смотрю, как солнце…

А вот и нет! Вы, конечно, подумали, что я скажу: как солнце встаёт. Да как оно может вставать, если и не садилось вовсе – полярный день же! Смотрю, значит, как солнце медленно проходит за Семёновской сопкой и не торопясь заливает светом наши дворы-огороды.

Фотик был со мной. Надо снять эту солнечную картину. А вообще-то «фотиком» такой серьёзный аппарат, как мой «Canon» называть нельзя. Вдруг обидится, закапризничает… Фотик – это мыльница 90-х годов. Но тогда это был классный фотик! У меня тем фотоаппаратом целая эпоха запечатлена!

Смотрю на середину забора - села большая серая ворона.

Обычно ворона садилась на самую макушку, то есть верхнюю вертикальную веточку ели, что у меня сразу за ручьём... Но эта верхняя веточка была наклонена горизонтально, потому что на неё постоянно садилась ворона и пригибала её своим весом.

Садится ворона на макушку ели, и мы с ней начинаем перекаркиваться, ну, то есть разговаривать. Она мне «кар» и я ей «кар». Потом я ей «кар» - она мне отвечает. В общем, нормальный разговор. А тут ворона села на штакетник. Ну, думаю, надо её сфотографировать поближе.

Начал я тихонько к ней перемещаться. Ноги осторожно по траве передвигаю, руками не шевелю, фотоаппарат – наизготовку.

А ворона вдруг навстречу мне со штакетины на штакетину – прыг-прыг-прыг-прыг!

Допрыгала, остановилась на расстоянии одного метра, посмотрела на меня одним глазом, потом подпрыгнула, повернулась, другим глазом посмотрела. Как будто позировала мне! Потом наклонилась, вниз посмотрела. И назад попрыгала, и улетела.

А у меня осталось пять снимков, как говорится, и в полный рост, и портретные. Очень уж хорошо ворона получилась! Жаль только, что не улыбалась, как в мультиках. И вот я думаю: это та же ворона, что и на ель садилась?

Мне б хотелось, чтоб это та же ворона была. Так мне проще объяснить, почему она так близко допрыгала. Ну, как почему? Меня поближе разглядеть!

Эх, не сообразил я что-нибудь сказать ей. Если б ответила, значит, та же самая ворона…

Подождите, подождите, а может это вообще была ворона Саньки Клокова, председателя нашего кооператива, его лазутчица? У меня в том месте, где ворона сидела, жердь треснула. Санька давно мне говорил про неё. Да всё недосуг отремонтировать…

Надо к Саньке сходить. Если опять что-нибудь скажет про жердь, значит, была его ворона-подхалимка.

То-то она и прыгала на заборе – крепость забора проверяла, не развалится ли? И вниз на жердь заглядывала. Ну, точно Санькина ворона!

Молодец Санька! Как он смог так ворону выдрессировать? Недаром говорят, что ворона самая умная птица.

НА КРАЮ КОЛЬСКОГО

И ещё удивительная встреча была этим же летом, но это случилось не на даче, а на краю Кольского полуострова, на самом его востоке в поморской деревне Чаваньга. Я жил там одно время. Добраться до Чаваньги можно только вертолётом, я так и сделал. Можно было ещё вездеходами «Урал» или «Трикол». Но это сложнее.

На таких вездеходах передвигаются на большие расстояния, а по деревне, вокруг неё, по тундре, вдоль моря ездят на мотоциклах. Но есть ещё один вездеходный транспорт.

Кто-то подумал, если тундра, значит, олени. Верно, олени, если есть олени и оленеводы. А Чаваньга – поморское село, тут рыбаки живут. И какой же транспорт, на котором в этих местах можно передвигаться и грузы возить?

Ладно, не буду вас интриговать. Это лошади! Удивились? Откуда в тундре лошади? Я тоже удивился, когда увидел возле села небольшой табун: один вожак и девять лошадок.

Привезли их сюда в 1989 году из Якутии, чтобы адаптировать, то есть приспособить к местным условиям и потом использовать.

Лошадь здесь – идеальный вездеход. Вот смотрите. Бензин ей не надо. Питается якутская лошадь травой и ягелем. Знаете, что такое ягель, да? Это мох такой, его олени едят. Зимой лошади добывают себе корм, как и олени, из-под снега.

Конюшни для лошадей тоже не нужны. Они спят на воздухе, притом, стоя. Вот какой замечательный транспорт. Сказка! Но дело в том, что лошади могли бы стать в Чаваньге вездеходным транспортом. Могли, но не стали.

А не стали потому, что в нашей стране начались тогда такие времена, что иногда до людей не было дела, не то, что до лошадей…

Вот про лошадей и забыли. И лошади одичали. Одичали, но к селу привыкли и бродили вокруг да около, особенно летом. В селе на улицах и на пустых площадях росла сочная зелёная травка. Вот они и паслись.

Мне сказали, что подходить к лошадям, гладить их нельзя, потому что вожак очень ревнивый парень и может укусить, или лягнуть. А я и не собирался к ним подходить. Что я, лошадей не видел, что ли? Я даже умею запрягать их, умею верхом ездить…

Я сидел на лавке под домом у крылечка, пил чай, читал, делал записи. Периодически мимо моего проулка в сторону моря проходили лошади. Последней шла симпатичная белая лошадка. Она останавливалась, смотрела на меня и шла дальше.

И в этот раз лошади прошли вниз к морю, а знакомая лошадка опять остановилась, опять посмотрела на меня и вдруг повернула в мою сторону. Я вспомнил предупреждение о ревнивом вожаке и напрягся. А лошадь подходила всё ближе. Я поднялся на крыльцо, открыл двери в сени и всё фотографировал и фотографировал.

Лошадь совсем подошла к крыльцу, положила морду на перила, всё смотрела на меня. Потом ушла.

На последней фотографии во весь кадр была огромная волосатая лошадиная верхняя губа и большие глаза, чуть прикрытые белой чёлкой. Глаза грустно смотрели в объектив. Мне хотелось думать, что лошадь подошла ко мне, потому что я ей понравился и она хотела со мной познакомиться. Но, как мне потом объяснили, всё было банально просто: лошадь шла ко мне, надеясь на угощение – кусочек хлеба, булки…

Но я всё-таки тешил себя этой мыслью: на улице тогда было несколько человек, но белая лошадка выбрала именно меня!

ХОРОШО ТАМ…

Вот удивительно: если долго находиться в каком-то месте, оно тебе не то, что надоедает, но хочется сменить его.

Когда я жил в поморском селе Чаваньга на востоке Кольского полуострова, ходил в окрестностях села по тундре, поднимался на небольшие, высотой в один-два метра возвышенности с редкими и низкими берёзками.

Спускался в эрозированные, то есть разрушенные участки тундры. Здесь под травой и всем тем, что растёт в тундре – песок. Потому село и стоит здесь, что песок, а не болото.

Если верхний слой почвы – дёрн – разрушить, сильными ветрами песок постепенно выдувается, и эти участки опускаются всё ниже. Глубина местами по грудь мне.

А разрушил верхний почвенный слой человек. Когда-то поездили по тундре гусеничными вездеходами, размолотили дёрн, песок оголился и – поехало… И ничем не остановить это разрушение теперь. Можно засыпать, но где взять то, чем можно засыпать? В другом месте? – Там будет разрушаться. Да как и чем возить…

Ну, так вот, ходил я по тундре, по течению реки Чаваньга поднимался. У порогов останавливался, смотрел, как в прозрачной воде сверкают серебристые тела рыбы сёмги.

Похожу, похожу, вернусь в избу, чаю попью, записи сделаю и снова иду бродить по тундре или по берегу Белого моря.

Брожу, брожу, а чего-то мне не хватает. А чего? Правильно!

Хожу я по тундре,

А хочется в лес,

Он там, где живу я

Растёт до небес…

Не до небес, конечно, но по сравнению с березняком, что в тундре мне по колено, наш лес до небес!

Очень мне хотелось в лес тогда. В Чаваньге, чтоб запастись четырёхметровой жердью, нужно было идти пять-шесть километров. Там, на западе темнела узкая полоска ельника. Туда и ходят мужики. Вернее, ездят. Но не на вездеходах. Гусеничные вездеходы давно ржавеют. И хорошо! А «Урал» - кто же даст его для личных целей.? Да тут и бензин на вес золота. Сюда сложно бензин доставлять. Потому ездят мужчины на мотоциклах с колясками. Это дешевле.

Идёшь по тундре, смотришь, хорошо накатанная тропа, а параллельно ей видишь: в траве ещё одна тропка бежит, узенькая… По накатанной бежит мотоцикл, а по узенькой - колесо коляски катит.

А теперь я в своём лесу. То за грибами в лес сбегаю, то за ягодами с Алёной идём. Всюду лес.

Всюду лес, а чего-то мне не хватает. Ну, чего ещё надо?

Куда не посмотришь – сопки и лес, сопки и лес. Сопки обзор закрывают. Ну, а в лесу, понятное дело – лес он и есть лес, какой обзор…

А в тундре – совсем иначе. Особенно, когда идёшь по берегу моря. Посмотришь направо – море до горизонта! Посмотришь налево – тундра до горизонта! Простор такой, что кажется, вслед за чайкой взмыл бы и парил, парил, то поднимаясь, то опускаясь на тугих потоках воздуха.

А здесь кругом сопки и нет простора глазу, а душе полёта.

Вот бы в тундру!

Ага, а в тундре поживу, поживу и снова в лес потянет. Вернусь назад – опять в тундру захочется. В тундре – хорошо! Вот! Потому и придумали пословицу: хорошо там, где нас нет!

Но мне вообще-то здесь хорошо. Тут мой дом, жена Алёна, ребёнки, кот Кеша.

Ну, мало ли, в тундру хочется… Хочется, хочется, да перехочется! А не перехочется, доеду до посёлка Умба, договорюсь с вертолётчиками, да и махну в тундру на недельку! А что? Запросто!

СХОДИЛ ЗА ГРИБАМИ

Вообще-то, появление медведя на моём участке, притом, регулярное в течение месяца, бесследно не прошло для жителей Медвежки. В первую очередь для женщин.

Поспевала черника, а как в лес идти, если медведь из лесу приходит и на участке хозяйничает. А что в лесу тогда?

Алёне в спортивном магазине я купил свисток. Собирает она чернику в пределах видимости дачи. Периодически слышу сдвоенные свистки. Это Алёна даёт знать медведю, что она в лесу, а мне, что у неё всё в порядке. Ну, а если что – один свисток.

Но никто из дачников медведя в лесу не встречал. Народ несколько осмелел. Тем более, мишка вечером поздно наведывался, а мы в лес днём ходим. А днём он наверняка отсыпается.

Однако и мужчины чувствовали себя некомфортно. За грибами далеко в лес не ходили, ссылаясь на неотложные дела по даче. Ага, если грибы пошли, какие дела на даче остановят? А я всё-таки пошёл на Семёновскую сопку. Прямо вверх до просеки и выше ведёт хорошая тропа. За просекой справа по склону грузди бывают, но ещё рано для груздей. Правда-правда, я не боюсь идти за просеку, в самом деле, для груздей ещё не сезон.

Я намерился подняться немного вверх по одной стороне тропинки, а спуститься по другой. На сковородку подосиновиков наберу. Ну и пошёл.

Тишина в лесу. Ветра нет. Слышно, как громко ветки хрустят под ногами. Но это и хорошо, что далеко слышно.

И я внезапно услышал! Но не хруст веток, а слышно, как кто-то просто ломится через лес.

Ну, ничего себе! Неужели медведь? О, Господи, зачем я только пошёл!

Присел, смотрю в ту сторону, откуда шум. Видно было не очень из-за кустарника, травы. И вдруг в просвете увидел рыжую спину. Точно медведь! И прямо к тропинке ломится. Лечь, что ли? Может, не заметит…

А спина какая-то слишком длинная для медведя. Так это же лось! Обрадовался я. А вдруг лосиха с лосёнком? Тоже невесело… Я переместился чуть вправо. Жду.

Опять спина показалась. Стоп! А почему сразу спина? А голова где? Или он идёт задом вперёд? Ага, это у меня мозги задом вперёд повернулись. Придумал, тоже…

А спина всё длится и длится, а потом появилась согнутая фигура Коли Большого.

Фу-у-у! Ну, напугал сосед! Коля на специальной длинной тележке катил впереди себя толстое трёхметровое бревно. Недавно на Семёновской сопке устанавливали вышку сотовой связи и проделали свою просеку, а по сторонам от неё лежали сваленные стволы сосен и берёз. Вот Коля и возил. Сверху вниз нормально было катить.

Сосновая кора по цвету напоминала рыжую шерсть, вот я и подумал, сначала, что это медведь, а потом лось…

За грибами я передумал идти. Что у нас дома, есть нечего, что ли? Без грибов обойдёмся.

КАНДАЛАКША-МОСКВА

Сидел я, сидел у себя на Кольском полуострове, в своей Кандалакше, доктором работал, на дачном участке копался, путешествовал, книжки писал. Очень привычно и комфортно мне тут, особенно в моей Медвежке!

А тут вдруг получаю письмо – в Москву приглашают. Моя книжка о Северном полюсе «В гостях у белого медведя» на конкурсе вошла в десятку лучших и надо ехать – диплом получать.

Вообще-то я люблю путешествовать, но в столицу не хотелось мне ехать. Я уже сто лет в Москве не был. И в Петербурге последний раз был пять лет назад. И чувствовал себя так же, как и тогда, когда в самый первый раз приехал в институт поступать. Тогда ещё в Ленинград.

Город, из которого я приехал, был не маленький – 600 тысяч людей в нём жило, но по сравнению с Ленинрадом… Поначалу я очень боялся Ленинграда, очень комплексовал, чувствовал себя неуверенно рядом с коренными ленинградцами. Ходил по городу, растопырив глаза, раскрыв уши и разинув рот, смотрел, слушал, глотал, чтоб осталось в памяти.

Читал много, в музеи, в театры ходил. И не напрасно: на третьем курсе меня пригласили в институтскую команду КВН.

Но это когда было…

А сейчас стою на даче между грядок, лук собираюсь полоть. Совсем одичал тут.

Письмо о том, что ехать – вчера получил. У меня же и времени нет, чтоб подготовиться. Успеть бы руки отмыть от земли и ногти отчистить… Вот и выходит, что еду в столицу на это писательское собрание из Медвежки, как говорится, прямо от сохи. Ну, или от тяпки.

Привёл себя в порядок, приехал в Москву, иду к метро…

Думаете, иду к метро и переживаю: ой, как я в метро поеду? Да ничего подобного! Я же в Ленинграде 18 лет на метро ездил. У меня с метро хорошие отношения. Да и со всем транспортом тоже. На работу каждый день тогда я добирался полтора часа, а с работы ещё больше. Домой нас не торопились развозить. А чего спешить? Свои трудовые часы мы уже отработали.

Вот и выходит, что каждый день у меня было три часа свободного времени. Куда девать его? Да куда – читал я! И столько за эти годы прочитал, что сейчас мне никак не догнать то время по числу прочитанных книг.

Да и не только я. Все читали. Все с открытыми книжками сидели, стояли. Иногда забудешь дома книжку – а ничего! В метро влево или вправо посмотришь, что хочешь, то и выбирай, и читай. Никто слова не скажет…

И сейчас еду, смотрю: тоже читают, но не книжки – планшеты, смартфоны.

Или читают, или в игры играют. Что там - со стороны в смартфоне разглядишь. Да и неловко заглядывать в чужой гаджет. Что владелец скажет? Бумажная книга – общее достояние, а смартфон – личное имущество.

Ну, добрался я, куда надо, в библиотеку возле метро Октябрьская. Народ собирается. Никого не знаю. Правда, некоторых узнаю по фотографиям, что в Интернете видел. Много собралось писателей, людей, связанных с книгами, их изданием.

Начали на сцену приглашать – дипломы давать. И мне тоже. Ну, а потом меня ещё раз на сцену вызвали. И вручили ещё один диплом и красивую тяжеленную статуэтку: моя книжка заняла второе место в номинации «Рассказы о природе и о животных».

Сел я на место. Дождался окончания, да и поехал на вокзал – я сегодня же и уезжал домой.

Ехал в поезде и думал: пока я сидел там, никто ко мне не подошёл из очень молодых писателей, из молодых писателей и из уже не молодых, ни с кем, ни о чём не поговорил… И зачем приезжал? Дипломы и почтой бы выслали – об этом там говорили…

А потом другое подумал. Хорошо, что приехал! Когда меня приглашали на сцену, оба раза говорили, что я приехал из Кандалакши. И теперь не только вы, но и все те, кто сидел тогда в зале, будут знать, что в моём далёком, маленьком, заполярном городе тоже есть писатели, которые пишут хорошие книги!

И ХОДИТЬ, И ЕЗДИТЬ

Не очень-то я люблю передвигаться в пространстве, не принимая в этом никакого участия. Я имею в виду поезд. Сам ничего не делаешь, полёживаешь да почитываешь, а земля под тобой движется, колёса вагонные тебя катят. Но так хоть видишь из окна, как мелькают деревья, что рядом с железнодорожной насыпью. А те, что подальше – проплывают. А те, которые вон там, за озером, те вроде вообще на месте стоят. Это такое впечатление, когда едешь мимо, а деревья на разном расстоянии от тебя.

Но в поезде всё-таки интересно: пейзажи меняются, станции. Можно долго смотреть.

В самолёте плохо путешествовать. Да и разве это путешествие? Перелёт. Только погрузился в брюхо самолёта, пристегнул ремни – уже летишь. Глянул в иллюминатор – сплошное поле ватных облаков под тобой. Только задремал, уже стюардесса будит – прилетели! Спустился по трапу – что такое? Только вот тундра была с кривыми берёзками и лилипутными ёлочками – уже лопоухие пальмы стоят. Или наоборот. Очень уж быстро, не успеваешь ни настроиться, ни перестроиться.

А я всё-таки пешком люблю ходить. Ёлочку рукой потрогаешь, зверька какого встретишь. Или зверя. А что? Я даже лося в лесу встречал. Вот так же близко, как соседа через вагонный проход… Так бы всё шёл и шёл. И, конечно же, хожу. За грибами, на рыбалку, с друзьями на шашлыки. А чаще – просто так. Просто так - интереснее даже. Тем более, в моём маленьком северном городе лес из окна видать. Километр прошёл – и ты в гостях у лесного народа: деревьев, птиц, зверушек.

А на даче, так вообще через ручей перешёл и в лесу. Да на даче наоборот, лесной народ ко мне в гости приходит: на участке ёлка стоит, есть два знакомых свиристеля – часто прилетают, на эту ёлку или на рябину садятся. Пичужек всяких полно, особенно, когда клубника поспевает, воровать приноровились её. Про мышей и говорить нечего, так и шныряют под ногами, если кота поблизости нет. Ящерки, лягушки – одни на камушках греются, другие из мелкой лужицы глазами-перископами следят за тобой.

Зайцы заскакивают. А как же! Капустки-то хочется, так и следи, чтоб не обкусали молоденькие кочанчики. Ондатры по ручью заплывают из озера. Но очень уж они осторожные и пугливые. Два раза и видал всего.

А когда дачу начинал строить, даже медведи мимо ходили! Нет, правда. Место наше называется не просто так Медвежий Угол. Сейчас народу много, машины, музыка. Сейчас боятся к нам медведи заходить. Да я и сам этого боюсь. Ну их! Пусть лучше зайцы.

Но всё-таки появлялся у меня на участке один неправильный какой-то медведь…

Это я по даче соскучился, в поезде едучи, вот и завспоминал. В окошке вагонном места наши начинаются. Станцию Лоухи проехали, Карелия закончилась, теперь по нашему Кольскому полуострову поедем. Через пару часов дома буду. Погружу в машину всех своих: жену, тоскующую без меня, мохнато-хвостатое семейство – кота с собакой – ещё больше тоскующих - и на дачу! А там все вместе в лес: собака на зайцев охотиться, кот – за мышами, а мы с женой грибов набрать: уже должны и у нас появиться…

БЕЛЫЕ ГРИБЫ

Солнце уже взошло и вовсю старалось прогреть остывший за ночь воздух. И он хорошо прогревался: поднимаясь туманом из лощин между сопок, рассеивался и таял на их склонах.

Куда же пойти? Я пил чай на крылечке и раздумывал. Можно на Семёновскую сопку – сыроежек набрать. А на плоской вершине её – масляток поискать или моховичков молоденьких. Когда других грибов мало, моховички очень годятся к столу. Правда выглядят неаппетитно – чернеют при жарке. Но вкус у них настоящий, грибной. А добавить помидорчиков да сметанки, то от стола за уши не оттащить. А если тебя за руки держать, то всё равно ртом прямо из тарелки будешь хватать!

Грибы в свой сезон неплохая добавка к столу. Да что уж скрывать – и хорошая экономия семейного бюджета. И не только в сезон. Суп из сушённых грибов зимой – самое яркое воспоминание о лете. А солёные грузди и волнухи очень уж идут к своей картошечке, особенно жаренной!

Кстати, за болотом на сопке, на каменистых склонах в березняках как раз и можно набрать волнушек. Да волнушки, ладно… Груздь! Вот что там. Далековато, правда, но груздь того стоит…

Или по березнякам вокруг нашего дачного посёлочка пробежаться, обабков поискать? Это поздние подберёзовики. Они выглядывают из сочного зелёного мха тёмно-коричневыми, почти чёрными шляпами. Скользнёшь рукою в мох, а там толстая ножка на всю ладонь длиной. Вот обабки на сковороде белыми остаются.

А за карьером в старом сосновом лесу среди брусничника попадаются могучие подосиновики. И шляпы, и ножки у них чистые, не порченые червями. В это время мушка, что откладывает в грибах личинки, уже не летает. Мушка садится на середину ножки гриба. Возьмёшь гриб – у основания он чистый, разрежешь ножку пополам – вся червями изъедена.

Вот какое дело: ножка у гриба вкуснее шляпки, потому червяки и едят её. Я тоже больше ножки люблю.

Что интересно: подосиновики, а растут здесь между сосен, в брусничнике – издали видны их красные шляпы. Потому и называются красноголовиками.

Карьер, за которым сосновый лес с красноголовиками, образовался, когда дорогу у нас отсыпали. Место тут болотистое, грунта много ушло и карьер большущим оказался. Дно и склоны заросли травой и мелким кустарником. На склонах в хорошие годы маслятки с коричневыми блестящими шляпками сидят ждут, когда их заметят. Да недолго ждут: дом моего соседа дяди Миши – у самого карьера. Он их быстро замечает. И правильно. Не зря же мы зовём этот карьер дядимишиным!

Можно походить по нашей горýшке, что сразу за ручьём. Там всё есть, кроме груздей. Но сейчас сухо, дождей давно не было, на горýшке только горькушки рассыпаны, да гнилые подберёзовики. Но вот, если спуститься по её левому склону, то на границе с болотом в кустарниковых зарослях среди травы должны рыжики появиться. И не подумаешь, что они там могут быть. Потому никто и не знает об этом. Сколько я ни ходил в окрестных лесах, больше нигде их не встречал.

Мы с Муравьёвым вместе их там случайно обнаружили и вместе за ними ходим. Но сейчас Сергей в командировке в Питере. Но можно с его внуком Данькой сходить. Да, точно, надо рыжики посмотреть.

Роса с листьев уже сошла, а на траве ещё осталась. Ну, ничего, всё равно сапоги одевать.

Пусть Нина внука будит. Пришёл к соседям:

- Эй, грибничок, просыпайся! Грибы лезут и пищат, пищат и лезут.

- А может попозже?

- Нет-нет, сейчас пойдём. Одевайся, чай уже готов.

С пластмассовыми ведёрками мы шли по лесу, я впереди, Данька, поотстав, сзади. В основном, здесь были молодые деревья, ёлки, сосны, кустистые берёзы.

Старый, хороший лес давно вырубили, только развалившиеся пни остались.

Вдруг метрах в пяти от меня взлетела крупная птица, захлопала крыльями, отлетев в сторону, и опустилась в траву.

- То ли больная, то ли подранок, ̶ подумал я. – Нет, не подранок, охотничий сезон ещё не открылся.

Данька бросился за птицей. Она снова взлетела неуклюже, потом упала в траву, снова взлетела, снова упала…

Данька засуетился:

- Ловите, ловите, у неё, наверное, крыло сломано. Мы полечим.

Птица всё так же, поднимаясь и опускаясь, отлетала всё дальше, пока вовсе не пропала.

- Да это же куропатка, догадался я, ̶ специально уводит от гнезда, притворяясь раненой.

Я прошёл ещё пару метров. Из того места, где взлетела куропатка, поднялись ещё три, поменьше – её дети – и, пролетая низко над травой исчезли среди деревьев.

Прибежал запыхавшийся Данька.

- Ну, чего ж вы, вдвоём поймали бы. А теперь она погибнет в лесу…

Я объяснил ему, почему куропатка так летала. Он слушал и удивлялся:

- А кто её научил этому?

- Да никто, сама жизнь научила выживать когда-то давно. А теперь это по наследству передаётся.

Рыжиков у болота не было, видать, не их год был. На обратном пути в солнечных березняках мы наискали хороших, крепких обабков. Данька радовался:

- Смотрите, это же настоящие белые грибы, видите: на разрезе белые.

Я не стал его разочаровывать. Тем более, что у грибов и шляпки, и ножки на разрезе были действительно белые.

ПОТЕРЯШКИ

В наших лесах вокруг дач заблудиться – пару пустяков.

Хотя, с другой стороны, надо очень постараться, чтоб заблудиться. Вот смотрите: с одной стороны – дорога, по которой мы сюда добираемся. И озеро вдоль дороги.

С двух других сторон – сопки. Их издали видно.

Ещё, с одной стороны, вдоль всех участков течёт ручей, за ручьём невысокая горушка, а за ней внизу – болото. Как тут заблудиться?

В любом случае – чувствуешь или видишь, что в низину спускаешься – поднимайся вверх. А вообще-то, даже дети малые, наверно, знают: идёшь в лес, посмотри, где солнце, куда ветер дует. Ну, вы-то знаете об этом.

А если облачно и ветра нет, я вот что делаю: втыкаю в край корзины прутик, ставлю корзину прутиком в ту сторону, куда иду и бегаю вокруг корзины, грибы ищу. Потом дальше. И назад так же. Вроде все всё знают, а на деле получается иначе.

Вот как вышло с Валерой-машинистом.

Он не очень любил в лес ходить, а тут пошёл. Ну, пошёл и ладно, взрослый человек, но он и дочь с собой взял. Дочь, правда, тоже взрослая, но женщина – есть женщина, в лесу тем более. Ушли они, два часа нет – нормально. Три часа прошло – тоже ничего. Но Валентина, жена Валеры, начала беспокоиться, к нам прибежала.

Время года было – август. Полярный день заканчивался. На открытой местности в 11 часов вечера – светло, но в лесу уже в 7-8 часов сумрачно. А дело к вечеру шло…

Позвали мы ещё двух соседей – Сережку Муравьёва и Саньку Клокова и решили, что они пойдут в лес искать, да кричать будут, а я поеду в город за спасателями из МЧС. А ещё вызвали сына Валентины. Он на машине будет ездить по нашей дачной дороге. Ну и разошлись.

Я поехал в город. Хорошо, что спасатели были свободны, собрались быстро. Взяли карты, рации и поехали. Я впереди, они за мной. Возле нашей отворотки остановились. Спасатели достали карты, посовещались и решили, что Валера с Ларисой выйдут или к железной дороге, или на автотрассу Петербург-Мурманск. Два спасателя сели ко мне в машину, остальные поехали на трассу

Мы медленно ехали вдоль железки, я периодически подолгу сигналил. Вдруг по рации сообщили: отбой. Нашлись наши потеряшки.

Два других спасателя, не спеша, двигались по автотрассе, смотрят навстречу идут мужчина и молодая женщина. Оба взмокшие, взъерошенные. Спросили их:

- Вы Лариса и Валера? ̶ Ну, они, конечно же!

Оказалось, что Валера с Ларисой ходили, ходили, грибов набрали. Пора назад возвращаться. А где «назад» - не сообразят. Пошли наугад. Хорошо вышли на ЛЭП – линию электропередач. По ней и до трассы добрались. Так, с грибами и вышли. Не бросили грибы!

Я думаю, что, если бы Валера был один, без Ларисы, он вообще добежал бы до Мурманска или даже до Петербурга. Валера всю жизнь отработал машинистом и привык двигаться по прямой и очень быстро. Тем более маршрут этот ̶ Петербург ̶ Мурманск – он наизусть знает!

ТРА-ТА-ТА ТРИ КОТА

Каждая наша поездка на дачу проходит с пением. Песни поёт Кеша. Но это я издеваюсь, конечно, над Кешей. Не поёт, мяучит. И издеваюсь я напрасно. Кеша не виноват…

Так получалось, все три кота, живущие у нас в разное время, попадали к нам случайно. Все они были очень интересными и совершенно разными.

Первый кот Федя, когда хотел есть, приходил на кухню, садился, уткнувшись носом в свою плошку. В его позе, во всей фигуре было столько страдания и муки! Тут же кормили Федю.

Второй кот Сёма, если был голодный, залетал на кухню, бухался на спину, раскидывал лапы в сторону и замирал. Это Сёма изображал голодный обморок. Симулянт эдакий! Но, конечно, своё получал.

Кешу, когда он голодный, не пройти, не обойти. Кеша становится в коридорчике между прихожей и кухней, выгибает спину, набычивается. Ты делаешь шаг влево, и он влево, ты шаг вправо, и он туда же. А через него перешагнуть и не думай! Тут же вцепляется передними лапами и зубами в штанину. Хорошо – в штанину, а то и в ногу! В общем, пока не накормишь, из кухни не выйдешь.

Но в одном все они были похожи: не любили ездить в машине.

Коты попадали к нам котятами осенью и к весне, когда надо было выбираться на дачу, вырастали. Когда их помещали в салон машины, начинали орать, носиться по салону, потом, конечно, успокаивались… Но не совсем.

Если бы я начинал их возить с их котячьего детства, всё было бы нормально. Но вот не получалось.

Хуже всех пришлось Феде. Когда он попал к нам, мы только построили дачу, машины не было. Из тоненьких брусочков я сколотил каркас, обтянул его сеткой, что от комаров вешают на окна. И в этой клетке Федя ездил. Но ему-то было неплохо. Как говорится, ехай да ехай! Но каково было Алёне три километра тащить четыре килограмма живого веса. Я нёс то, что потяжелее.

А в автобус садиться? Автобусы всегда переполнены. Нужно было самим втиснуться с рюкзаками-сумками, сына-школьника посадить, да кота, да собаку.

- Тут людя́м нету места, а они с котом да собакой! – Упрекали нас пассажиры…

Бедная Дези где-нибудь под креслом между чьих-то ног находила щель, затискивалась туда и ехала молча. Всё понимала наша умница!

Так вот три года и отъездили, пока машину не купили.

После для Сёмы и для Кеши я покупал специальные клетки в машине возить. Куда там! Эти клетки придумывали люди, что были куда глупее наших котов. И Сёма, и Кеша моментально соображали, как их отпирать изнутри. Обратно затолкать в клетку было невозможно. Вот и мучились все: и мы, и коты. И сейчас мучимся.

Последний раз на дачу едем в этом году.

Четыреста метров дороги перед дачей идёт вдоль озера. Кеша этот участок дороги сразу же узнаёт, делает стойку: вытягивается, уши торчком, голова, как у кобры туда-сюда, туда-сюда. Обычно, когда приезжаем на дачу, Кеша пулей вылетает из салона, и видим мы его только, когда приходит погрызть свой корм.

Но сегодня, как будто понимая, что это последний приезд в этом году, не торопясь спрыгнул со ступеньки машины, прошёл по двору, сел у мостика через ручей, долго смотрел в лес, а потом пошёл выбирать съедобные травинки.

Мыши сейчас, небось, рады-радёшеньки. Ну ещё бы! Теперь они до самой весны будут спокойно ходить по двору, по крылечку, пробираться на веранду. Да, где захотят, там и будут ходить. Чего или кого им бояться?

А Кеша станет тосковать в городской квартире, спать по 18 часов, а остальное время будет лежать и вспоминать мышиное лето!

ДО БУДУЩЕЙ ВЕСНЫ

Если я уезжаю куда-то в среднюю полосу или ещё южнее, почему-то вспоминаю не Кандалакшу с её улицами, не свой дом и, в общем-то, симпатичный двор, и, конечно, не поликлинику, где работаю, а вспоминаю Медвежку.

Вспоминаю сопки, окружающие наш дачный посёлочек, Мёртвое озеро без рыбы. Да и какое же оно мёртвое – утки-то в нём плавают! И ондатры водятся, и жуки-плавунцы по воде бегают, и лягухи квакают по его берегам. Вспоминаю лес с грибами и ягодами. И, конечно, свой дачный участок. И дом. А как же! Я сам его построил.

Вот удивительное дело: дача у меня в Медвежке по времени в два раза меньше, чем живу я в Кандалакше, а вспоминаю Медвежку… Ну, наверное, понятно, почему: здесь нет городских забот, да и своих докторских беспокойств. Потому, что очень уж здесь красиво. Потому, что отдыхаю здесь. Целый день тружусь, а отдыхаю. Тоже удивительно, правда?

Чаще вспоминаю летнее время, когда солнышко круглосуточно: ложусь спать – оно светит, утром просыпаюсь – оно светит, только с другой стороны. Вон какой длинный путь с Запада на Восток оно проделало, не заходя за горизонт, пока я спал.

Осень, конечно, вспоминается меньше, особенно поздняя, серая, дождливая и почему-то жалко её. Ну, не саму осень, а землю с пустыми грустными грядками, голый лес. Ёлки хоть и зелёные, но стоят скучные, опустив ветки.

А в начале сентября, когда солнце уже всходит и заходит, ночи выдаются такие чистые и ясные! Луна огромная медленно движется, перекатываясь с вершины одной сопки на другую. Серебряный свет её падает на берёзы и они, словно оживают… А тёмные, высокие пирамиды елей – замирают. Тихо-тихо в лесу, тихо во дворе, тихо в доме.

Всё небо в звёздах, крупных, ярких. Звёзды как будто развешаны на невидимых нитях, они мерцают и в полной тишине слышится тихое потрескивание. Это наверно высоко-высоко в небе, в бездонном космосе между звёздами происходят электрические разряды.

А может это уже первый морозец из болот крадётся и тихо потрескивает?

Прямо надо мной Большая Медведица и Малую тоже можно увидеть, и Полярную звезду, и созвездье Гончих Псов. А где-то там, в небе большие планеты, например, Марс, Юпитер с его спутниками… Я тоже чувствую себя такой планетой. А мои родные и близкие движутся вокруг меня, как спутники, каждый на своей орбите. Одни ближе, другие дальше, а третьи лишь изредка проплывают в пределах моих мыслей и ощущений.

Вот, например, жена и сын. Они на самой близкой орбите ко мне. Чуть дальше – моя мама.

Кто-то скажет, наверное: на самой близкой орбите должна быть мама. Правильно. Но, если ты сам уже папа, то ближе всех к тебе твои дети. Мама – самый дорогой человек, мама дала жизнь мне. Но теперь мой долг сохранить своих детей, они продолжат род и тоже сохранят своих, а те своих, и так дальше.

Где бы я ни был, всегда чувствую присутствие своих родных, что бы ни делал, всегда думаю о них, думаю: а как они на это посмотрят? Правильно я поступаю или нет?

На более далёких орбитах вращаются мои друзья, приятели, коллеги. Даже люди, неприятные мне, даже недруги. Они периодически всплывают в моём сознании, этим самым удерживая меня от необдуманных поступков. Я учусь у них, как не надо делать…

Вот и получается, что в своих отношениях с людьми я нахожусь, как планета со спутниками.

И так каждый человек. И вы тоже, как в космосе. Вокруг вас папа с мамой, бабушка с дедушкой и другие люди. И тот, кто вас обидел, и тот, кого вы обидели.

Сейчас я очень далеко нахожусь – в Пятигорске. Я смотрю на склоны горы Машук, а думаю о сопках, что окружают мою Медвежку. Уже конец сентября, осень. Но здесь листья только начинают желтеть, а там, на Крайнем Севере они уже облетели. Скоро начнутся снега и морозы.

Вся природа готовится к долгой и холодной зиме. И птицы, те, что не улетели на юг, и звери. А медведи уже, наверное, нагулявшие достаточно жировых запасов, ищут сейчас место для зимней спячки, где-нибудь в буреломах, под корнями вывороченных елей. Они знают, где искать.

Облюбует мишка себе местечко и, как только начнутся снегопады, завалится в берлогу и уснёт, согревая дыханьем ступни своих мощных лап. Там у него нет шерсти, на ступнях, вот они и мёрзнут. Потому и говорят: медведь зимой лапу сосёт. Это он греет.

И Медвежка моя уснёт, засыпанная толстым снежным покровом. Заснёт тихо и покойно до будущей весны, до встречи со мной.