Газета "Российский писатель" опубликовала статью, которая два года назад была в "Мурманском вестнике". Сегодня, в канун предстоящего дня рождения Татьяны Борисовны, считаю уместным разместить ее и на страницах нашей Гостиной.
Неизвестные строки Ахматовой Литературная сенсация скрывалась в дневниках матери Татьяны Фабрициевой«Где-то в дорогих моему сердцу воспоминаниях детства запечатлелась такая сценка: я, как всегда, больная, лежу в постели; в доме праздник — Татьянин день, мой день, а я лежу забытая всеми, кроме любимого кота, и прислушиваюсь к шуму в соседней комнате, где собираются гости. И вдруг открывается дверь, и входит она —женщина, которая всегда казалась мне королевой из сказки. Это Анна Андреевна Ахматова. Она садится на краешек моей кровати, говорит какие-то добрые слова и, как добрая фея, дарит мне подарки: картинку — акварель художника Судейкина — дети в парке, играющие в билльбоке, и волшебную малюсенькую красную вставочку с таким же маленьким позолоченным перышком». Так кандалакшанка Татьяна Фабрициева начинает свое предисловие к книге «Странички из дневника. 1934-1941», вышедшей недавно в одном из петербургских издательств.
Сберечь эти реликвии Татьяне Борисовне не удалось, но с тех давних пор она свято хранит две тетради матери Лидии Андриевской: синюю с ее стихотворениями и красную, так называемый дневник. Познакомиться с дневниковыми записями, в которых часто упоминается Ахматова и другие известные как в то время, так и сейчас люди, за шесть прошедших десятилетий довелось многим друзьям и знакомым Татьяны Борисовны. И все как один настаивали, что эти материалы должны быть опубликованы.
Лидия Михайловна Андриевская родилась в 1900 году в семье петербургского нотариуса. Сразу после революции училась на Бестужевских курсах, затем в Ленинградском университете, однако закончить его помешала гражданская война. Семья решила уехать на родину отца, но он по дороге скончался от сыпного тифа. Лидия вместе с матерью попали в Керчь, где прожили несколько лет. В Ленинград Лидия Михайловна вернулась в 1923 году со своим первым мужем. Казалось бы, все должно быть хорошо, но он внезапно заболел воспалением легких и умер. Андриевская возобновила прерванную войной учебу и перевелась на курсы искусствоведения при Государственном институте истории искусств (ГИИИ). Одновременно обучалась на этнолого-лингвистическом отделении факультета общественных наук ЛГУ. В 1928 году была оставлена в ГИИИ научным сотрудником. После распада института в 1932 году стала работать в Публичной библиотеке имени Салтыкова-Щедрина.
Но за несколько лет до этого случился в ее жизни один вечер, который и определил дальнейшую судьбу. Она пришла, в общем-то с деловым визитом, к своему профессору Борису Михайловичу Энгельгардту. Хозяин квартиры на Васильевском острове и его супруга встретили гостью радушно. В беседе за чаем Лидия поведала о годах, проведенных в Крыму.
Впоследствии в дневнике она напишет: «Мне хотелось рассказать о людях, меня поразивших, о странных событиях, меня пощадивших. Слушатели мои были чрезвычайно внимательны... После рассказа... я посмотрела на него... Это было одно мгновение или это было немного больше? И как долго он смотрел на меня такими открытыми и откровенными, такими всевидящими и почти нежными глазами? Нет, не любовь прочитала я в его взгляде, но возможность этой любви и еще: «Так вот какая вы?» И я вдруг испугалась, я испугалась через мгновение. Но не того, что увидела в его глазах, но того, что вдруг почувствовала в своем сердце».
В 1929-м разразилась катастрофа. Литературовед, философ и переводчик Энгельгардт был арестован, а его жена покончила жизнь самоубийством. Лидия Андриевская стала второй супругой профессора. Официально зарегистрировали брак они лишь в 1934 году. Причем и Лидия Михайловна, и Тата, так называли в детстве Татьяну Фабрициеву, фамилию не поменяли, остались Андриевскими. Вероятно, того требовало жестокое время.
Вернувшись из ссылки, Энгельгардт не мог больше преподавать и заниматься наукой. На жизнь зарабатывал переводами. В конце 30-х годов им были переведены «Большие надежды» Диккенса, переработаны для детей и юношества «Дон Кихот» Сервантеса, «Айвенго» Скотта, «Приключения Гулливера в стране лилипутов» Свифта и другие произведения зарубежных авторов. Лишилась работы и Лидия Михайловна - жене репрессированного в Публичной библиотеке было не место. Все последующие годы она преподавала литературу, сначала в театральном училище при БДТ, затем в хореографическом училище имени Вагановой.
В то тяжелое для интеллигенции время дом Энгельгардтов стал местом встреч для многих ее представителей. Часто наведывались литературоведы, писатели, поэты, переводчики - Лидия Гинзбург, Борис Бухштаб, Борис Томашевский, Борис Эйхенбаум, Виктор Виноградов, Михаил Лозинский, Юрий Верховский, приезжали Юрий Тынянов и Виктор Шкловский. Почти все эти имена вошли в Большую советскую энциклопедию. Нередко заходил и дальний родственник Бориса Энгельгардта — врач-психиатр Николай Зеленин, внук великой русской актрисы Марии Ермоловой.
Но среди всех гостей Татьяне Фабрициевой больше запомнилась Анна Ахматова.
— Я тогда, будучи еще маленькой, уже понимала, что эта тетенька особенная. Высокая, стройная, в черном шелковом кимоно с белым драконом, вышитым на спине. Мужчины восхищались ею. С ее появлением в доме наступало праздничное оживление, а меня укладывали пораньше спать, чтобы не мешала. Но я не спала и слышала гул голосов, потом все стихало, и Анна Андреевна начинала читать стихи. Слышу ее голос до сих пор, стихи она читала низким голосом, не таким, каким обычно говорила, — рассказывает Татьяна Борисовна. Кстати, именно в эти годы у Ахматовой завязались личные отношения с ученым, профессором Ленинградского первого медицинского института Владимиром Гаршиным, племянником известного русского писателя Всеволода Гаршина. Владимир также был братом первой жены Бориса Энгельгардта. Поэтому родители Татьяны Борисовны стали свидетелями романа Ахматовой и Гаршина, и это нашло отражение на страницах дневника Лидии Андриевской.
В предисловии к книге Татьяна Фабрициева пишет: «Иногда мы с мамой ходили в гости к Анне Андреевне через «Дом занимательной науки», который располагался тоже в «Фонтанном доме», но вход был со стороны Литейного проспекта. Меня всегда удивляло, что у «королевы» такая скромная комната, почти лишенная волшебных вещей. Узкая кровать, небольшой письменный стол, старое кресло. Мне там было не очень интересно, и если меня отправляли гулять, я радостно убегала в сад искать желуди. Я ведь не сознавала тогда, что приобщаюсь к истории. Помню только, что у моих родителей было очень почтительное отношение к Анне Андреевне, а мама, которая сама грешила стихами, благоговела перед ней и с любовью хранила ее маленькую гипсовую камею, записи ее стихов и как самую дорогую вещь - сборничек «Из шести книг», подаренный ей Анной Андреевной в 1940 году, перед войной. Все это, к сожалению, погибло в блокадном городе или было утеряно во время многочисленных переездов».
Последняя встреча с Ахматовой произошла в конце 1941-го. Она разыскала семью Энгельгардтов у знакомых Бориса Михайловича, там они жили, укрываясь от бомбежек. Как вспоминает Татьяна Борисовна, в тот визит она ничем не напоминала королеву. Перетянутое поясом драповое пальто, серый платок, через плечо перекинута противогазная сумка. Она сказала, что пришла проститься, так как ее эвакуируют в Ташкент.
А последняя запись в дневнике Лидии Андриевской датирована 16 ноября 1941 года: «...В городе голод. Последние остатки сберегли для Таты... Снятся страшные сны — но о них после. Третий месяц ложимся спать, не раздеваясь. Такое чувство, точно едешь куда-то и все не можешь приехать; или сидишь на вещах на станции, ждешь поезда, а его нет, нет, нет... Страшнее всего мне за Тату, жальче всех Борю. Он остро голодает, у него началась цинга, опухли глаза... и минутами я боюсь потерять его». Через два месяца, 25 января, Борис Михайлович умер. Лидия Михайловна пережила его на одиннадцать дней, она скончалась 6 февраля. Десятилетняя Таня осиротела.
— И что было дальше? — спрашиваю у Татьяны Борисовны.
— Я оказалась в семье Зелениных. Через двадцать дней умер и дядя Коля. Но его вдова Татьяна Евгеньевна, имея своих двоих детей, не побоялась взять к себе и меня — абсолютно больного, страшного, вшивого ребенка. До сентября мы жили в блокадном Ленинграде. Московские ермоловские родственники обратились к Молотову с просьбой вывезти из Ленинграда потомков великой актрисы. Вместе с ними в Москву переехала и я. Окончив школу в столице, в 1949 году вернулась в Ленинград и поступила в санитарно-гигиенический медицинский институт. А жила в семье писателя Всеволода Васильевича Успенского, маминого однокашника. Он и его брат Лев Успенский, тоже писатель, но более известный, были учениками моего папы. Нас в' этой семье было пять девок — кроме меня две родные дочери и две племянницы, тоже ленинградские сироты.
— Татьяна Борисовна, а после войны вы не предпринимали попыток встретиться с Ахматовой?
— Хотела. Это было в студенческие годы. Но Всеволод Васильевич сказал: «Я тебя туда не пущу. Ахматова сейчас в таком состоянии, что к ней лучше не ходить (тогда поэтесса была подвергнута жестокой критике и гонениям. —Авт.)».
Таким образом он, видимо, оберегал меня, чтобы я, как говорится, не попала на карандаш. Ну и себя и свою семью, наверное.
— А как вы оказались в Кандалакше?
— По окончании института приехали с мужем по распределению. Но было и желание. Хотелось посмотреть эти места. Я знала, что папа отбывал ссылку где-то на севере, но где точно — мне было неизвестно. Лишь потом узнала, что он был арестован по делу Академии наук и отправлен на строительство Беломорско-Балтийского канала. А первое упоминание о нем появилось лишь в Большом энциклопедическом словаре, вышедшем в 1975 году.
Поначалу мы жили в Зеленоборском, я работала в бактериологической лаборатории СЭС, муж — главврачом. Кандалакша мне не очень понравилась, а вот Зеленый Бор был необычайно красивым поселком. Жизнь в нем кипела, тогда строилась Княжегубская ГЭС, и там было полно приезжих ленинградцев.
Но с первым мужем Татьяне Борисовне пришлось расстаться, а второй — Евгений — в 1961 году увез ее в город. Фабрициев, коренной кандалакшанин, был довольно-таки известным следователем прокуратуры. Сейчас его уже нет в живых. В Кандалакше Татьяна Борисовна также работала в санэпидемстанции, заведовала бактериологической лабораторией. А на заслуженный отдых ушла в 2003 году, когда ей исполнилось 72 года.
— Я ни разу не пожалела о том, что приехала сюда. Очень люблю свои приемные семьи — и московскую, и ленинградскую. Но мой дом здесь, здесь все свое. Здесь я обрела самостоятельность. Здесь родились дети, внуки, правнуки.
У Татьяны Борисовны двое сыновей и дочь. Все живут в Кандалакше. Старший сын Михаил сейчас детский нарколог, а раньше работал реаниматологом-анестезиологом в ЦРБ. Борис двенадцать лет трудился токарем на механическом заводе, после развала предприятия перешел в теплосеть. Дочь — филолог, преподает в одной из городских школ. Это они сделали маме подарок к юбилею, издав на свои средства книгу «Странички из дневника».
"Татьяна Борисовна тоже не лишена литературных способностей. С детства пишет стихи. Некоторые из них были опубликованы в альманахе «Мурманский берег» и в сборнике «Заполярье - земля поэтов». С 1961 года состоит в литобъединении «Феникс». Оно было создано при редакции газеты «Кандалакшский коммунист». Руководил им тогда Ефим Федотович Разин.
— Было очень интересно. Приходила творческая молодежь. К примеру, Гена Иванов. Попробовал себя в поэзии он еще будучи старшеклассником. Отслужив в армии, недолгое время работал в редакции «Кандалакшского коммуниста». А затем уехал в Москву и поступил в Литературный институт имени Горького.
В 2004-м Геннадий Викторович был избран первым секретарем правления Союза писателей России. К нему Татьяна Борисовна обращалась за советом, когда задумала издать дневниковые записи матери. Кстати, в этом дневнике было обнаружено одно ранее никогда и нигде не опубликованное стихотворение Анны Ахматовой. Оно посвящено Гаршину. Эта неожиданная находка, конечно же, заинтересовала литературоведов, занимающихся ее творчеством.
— Татьяна Борисовна, как я знаю, вам ведь довелось поучаствовать в судьбе Николая Колычева?
— Немножечко. Коля пришел к нам в «Феникс» совсем юным в конце 70-х. Помню, в Мурманске проходила Неделя культуры Кандалакши. И я, как говорится, взяв его под мышку, привезла туда. Тогда он впервые на широкой публике читал свои стихи, которые всем очень понравились. Кроме того, ездила с ним на семинары для начинающих писателей. В то время они проводились часто, была большая помощь комсомола в их организации.
Из Кандалакшского «Феникса» вышла и Елена Рыхлова, ее имя известно любителям поэзии — произведения не однажды публиковались как в сборниках, так и в региональных газетах. Между прочим, литобъединение продолжает работу и нынче. И, как заметила Татьяна Фабрициева, молодежь,отмеченная творческими способностями, сейчас встречается чаще, чем в былые годы.
Разумеется, желание выразить свои чувства и мысли на бумаге мало у кого перерастает в профессию. Не случилось такого и в судьбе Татьяны Борисовны. Но через всю жизнь она пронесла доставшиеся в наследство от родителей любовь к родному языку, умение ценить слово и редкий в наши дни дар восхищения истинными талантами.
— Мы собираемся в литобъединении регулярно. В первую субботу каждого месяца приходят «фениксята», так мы называем школьников, а в последнюю — занимаемся мы, взрослые.
И это говорит женщина, которой в прошлом году исполнилось семьдесят пять лет. Семьдесят пять, а у нее такие лучистые глаза... Ну как тут не позавидуешь!
Ирина РУМЯНЦЕВА, Кандалакша.
Опубликовано: "Мурманский вестник" от 31.01.2007
http://www.mvestnik.ru/shwpgn.asp?pid=200701312942