Боль израненного детства

Я с уважением отношусь, когда люди составляют свои родословные. Но бывает так, что древо рода выглядит как безликий список имен и дат. В рамочке и с листочками оно напоминает поминальный венок . А ведь главное – это сохранить память о жизни людей. А для этого надо просто обнять дорогого вам человека и сказать: «Поговори со мною, мама».

Я продолжаю рассказ о своей маме, во время войны уже десятилетней девочке Але. Детство Али прошло на берегу Белого моря. Летом море белое от бурь, а зимой от снега. Вдоль берега на сваях стояли амбары, куда складывали сети и якоря. Морские приливы высокие, до трех метров и часто вода плескалась под полом амбара. Наивысшей доблестью у детворы считалось прыгнуть с амбара на борт лодки. Что было очень рискованно, ведь дети не умели плавать. Их просто не учили этому, ведь вода всегда была холодная.

Однажды Аля прыгнула, но неудачно - стукнулась о борт головой и ушла под воду. Легла на дно. Младшая сестренка сжалась от ужаса и только смотрела в прозрачную воду. Аля очнулась, открыла глаза и быстро пошла к берегу, отталкиваясь ногами от камней и песка. Прямо под водой. Каким-то чудом ей хватило воздуха дойти до мелководья и не захлебнуться.

Ее мама выходила в море на лодке, ставила сети. Когда улов был хорошим, солила сельдь и треску в бочке. Обилие соли делает рыбу сухой и жесткой, поэтому соли клали немного. В результате после посола рыба приобретала «душок», т.е запах тухлятинки, но была очень мягкая и нежная. К запаху быстро привыкали и ели с удовольствием.

Собирали морошку. Заливали ее водой и ставили в холодные сенцы, где она стояла замороженная всю зиму. Эта ягода считалась деликатесом. Ели и приговаривали: «Морошку едят по одной на ложке». С рыбой ели бруснику.

О школе. Школа представляла большую деревянную избу. Довольно длинный коридор, из которого выходили четыре двери. В комнаты первого, второго, третьего и четвертого класса. Коридор использовался как спортзал, каждое утро все ученики делали зарядку минут по пятнадцать. Здесь проводились школьные линейки.

Весна. Огромные лужи. В лужах валяются, втоптанные в талую землю еловые ветки, по ним переходят дорогу. На переменке все дети высыпали на улицу. Вдруг Аля заметила, что к школе подъезжает машина. Машина военных лет, брезентовая крыша, без дверей, только ветровое стекло. Аля кричит подруге Маньке: «Отойди, а то забрызгает!». Но Манька расхрабрилась : «Я сама могу забрызгать!». Поднимает широкую, грязную хвойную лапу и с силой шлепает по машине. По сидящему в ней начальству из областного отдела образования. Окатила от всей души!

Все умные дети разбежались, а Аля стоит, глазами хлопает. Водитель выскочил, поволок ее за шкирку к директрисе. Учиняют допрос. «Ты брызгала?». «Нет». «А кто?». Молчит, слезы льются, но ведь подругу выдавать нельзя, не по–товарищески.

На следующий день в школе отменяют первый урок. Выстраивают всех детей в коридоре. Стоят рядами, за первоклашками второй класс, далее «лесенкой» - третий и четвертый. Алю выводят на середину, она готова от стыда провалиться под землю. И директриса зачитывает: «Приказ № такой-то, ученица третьего класса Амосова Александра исключается из школы на три года. Без права поступления».

И в этот момент открывается входная дверь школы. На пороге стоит ее мама. Стоит уставшая, в старой фуфайке, в армейских, кирзовых сапогах, с ворохом грязных мешков. Она возвращалась с работы и , проходя мимо, почувствовала, что ее сердце болит и ноет. Предчувствие беды заставило зайти в школу.

Тяжело передвигая ноги в сапогах не по размеру, подошла. «Алька, ты это сделала?» Аля, размазывая слезы, выдыхает : « НЕТ! НЕТ! Я – не ябеда!». Тогда мама поворачивается к детям и спрашивает: «Кто видел? Эта девочка обрызгала комиссию?». Вдруг из рядов первоклашек, маленькая девочка дергает маму за рукав и говорит: «Это Манька».

Манька тут же падает на колени, многократно бьется лбом об пол и ползет к директрисе. Ползет от самого заднего ряда и кажется, что в глухой тишине слышны удары ее головы. Никто не смеется, все понимают, что именно так надо вымаливать прощение. Она так вся изгибалась и унижалась, что детям стало страшно.

Директриса растерялась, выходит, Аля виновата только в том, что молчала. Но за такое из школы не выгоняют! Тогда она отдает Але и Маньке приказ и посылает к председателю комиссии, пусть он письменно распишется, что прощает их. Девчонки пошли. Манька опять от дверей бухнулась на коленки и поползла в кабинет, разбивая свой лоб. Председатель сначала оторопел, стал приподнимать ее, но она упорно падала и слезно выпрашивала роспись на приказе. Простил.

Другая школьная подружка была из репрессированных. Семья состояла из мамы и двух детей. После приезда их поселили в старом хлебном киоске. Окно для выдачи хлеба забили досками, оставив только маленькое отверстие. Поэтому в киоске всегда было темно. Девочка садилась под эту «форточку» и пыталась делать уроки, вылавливая скудные лучи уличного света. Ее мать всегда была на работе, и подружке приходилось нянчиться с трехлетним братиком. Стены киоска были тонкие, дверь открывалась сразу на улицу, поэтому в нем всегда было холодно. Тряпка, которая лежала возле двери, для вытирания обуви, была заледеневшая, с корками льдинок.

Братик ходил в одной рубашонке, без штанишек, одежды у детей практически не было. Он постоянно мерз и плакал. Но самое страшное, что у ребенка было выпадение прямой кишки. И грязная кишка висела из его попки сантиметров на десять. Он иногда садился на нее, цеплялся. Ему было больно и чтобы как-то помочь, девочка периодически заталкивала кишку внутрь ребенка. Руками ей это делать было противно и она подталкивала тряпкой из под двери. Мерзлой, колючей, грязной. Аля смотрела на этот ужас с чувством жалости и брезгливости. Через какое-то время мальчик умер. Но само физическое ощущение его боли с годами не прошло. Аля всю жизнь помнит несчастного ребенка и мучается этими воспоминаниями. 

Еще о военном времени она рассказала мне такой эпизод. Аля с сестрой пришли в гости к своей бабушке. Детей усадили за стол. Налили чай из самовара. А главное - положили в чай сахар, по одной ложечке. Ложечка была серебряная, маленькая. И тут Аля заметила, что бабушка перевернула ложечку выпуклой стороной вверх, сделала вид, что зачерпнула сахар и помешала в своем стакане кипяток. Только на ложечке было всего несколько крупинок сахара, больше для видимости. Тогда Алю это рассмешило и удивило. Ну, разве так сладко? «Сладко, внученька, сладко», - подтвердила бабушка. Не хотела она лишний раз говорить ребенку, что такое война и голод.

Милая бабушка, светлая тебе память и тем, кто занимает «веточку» в наших родословных.

Автор:

Ирина Ярошенко