История о том, как летом 1918 года Кандалакша стала дипломатической столицей России

В истории Кандалакши такое было лишь однажды. Факт есть факт: летом 1918 года  село на юге Кольского полуострова на несколько дней стал дипломатической столицей России. А средоточием международных связей оказался тогда Кандалакшский порт.

В мае 1918 года, проделав путь от Одессы до Челябинска, а затем развернув­шись на Мурман, в Кандалакшу прибыл Запасной батальон Добровольческого корпуса сербов, хорватов и словенцев. Эта воинская часть, подчинявшаяся сербской короне, привезла с собой знамя генерала Черняева. Стяг, под которым в 1876 году сражались в Сербии против турок русские добровольцы, был славянской святыней, символом военного братства двух народов. Сербы составили ядро союзных сил на Кольском полуострове в тот период, который нарком иностранных дел Советской России Чи­черин называл «малой интервенцией».

Противостояние носило тогда скрытый ха­рактер - шло постепенное накапливание войск Антанты на линии Мурманской же­лезной дороги.

В начале июля маски были сняты: начались аресты большевиков и сочувство­вавших им лиц, разоружение частей, признававших советскую власть и не желавших выполнять распоряжения союзного командования, продвижение по железнодорож­ному полотну через Кемь и Сороку (ныне город Беломорск) дальше на юг. Во всех перечисленных начинаниях сербы принимали самое активное участие. При этом За­пасной батальон по-прежнему базировался в Кандалакше. Часть его размещалась на железнодорожной станции, часть - близ порта. Последнее из названных подразделе­ний сыграло свою роль в событиях, о которых пойдет сейчас речь.

1918 год. Где-то между Архангельском и Вологдой. Господин де Фрадэль - помощник морского атташе, господин Вотье - сотрудник французского консульства в Одессе, командир корабля Галлан - морской атташе, господин Гюярд - первый секретарь посольства и господин Маршан - представитель президента Французской республики Пуанкаре в России.

Дипломатическим центром той поры была Вологда, куда в феврале-марте 1918-го переехали из Петрограда посольские миссии многих стран мира, в том числе особенно интересующие нас французская, во главе с Жозефом Нулансом, и сербская, возглавляемая Мирославом Спалайковичем. Переезд был обусловлен угрозой немец­кой оккупации Петрограда, представлявшейся тогда вполне реальной. Вологда рас­полагалась на перекрестке железных дорог и отсюда, в случае необходимости, можно было двигаться дальше в Москву, на Урал, на Север.

В воспоминаниях французского дипломата Л. Робиена, читаем: «Ситуация осложняется. Вчера посыльный вернулся, с нотой, подписанной неким Лапиным. Это был приказ Советов... не принимать никаких шифрованных текстов, в том числе и от зарубежных представителей». Из дальнейшего повествования выясняется, что Лапин был комиссаром, приставленным властями к дипломатическим миссиям, ведал вопросами охраны дипломатов, а заодно еще и следил за ними. Когда в конце июля диппредставительства отправились в Архангельск, где уже полным ходом шла подготовка к открытому вооруженному вторжению, Лапин в качестве комиссара Совета вместе с красногвардейцами сопровождал их до Архангельска.

В городе на Северной Двине послы надолго не задержались. Получив отказ местного советского руководства со ссылкой на Москву дать им разрешение на проживание, а также уточнив, что намеченное белыми восстание произойдет в самое ближайшее время, 29 июля 1918 года они на двух судах в сопровождении военного тральщика отплыли к берегам Кольского полуострова. «Мы решили, что наилучшим выходом для нас будет отъезд в Кандалакшу, - вспоминал впоследствии глава дипломатического корпуса, посол США в России Дэвид Френсис. - По тайным каналам к нам дошли сведения о том, что в Архангельске вот-вот произойдет антибольшевистская революция. Мы полагали, что нам не следует быть здесь, когда это случится... Мы приняли решительный вид и начали настаивать на отъезде из Архангельска в Кандалакшу, которая была под контролем союзников».

Отправился с дипломатами и Лапин. Точней, уже не совсем Лапин. Позже французский посол Нуланс так описывал эти события: «Большевистского комиссара, который нас сопровождал, звали Лапен. Он родился в Югославии, в семье, где отец был французом, а мать - сербского происхождения. Я принял его на свой корабль, и он обедал со мной, моей женой и моими секретарями. По внешнему виду и воспитанию он был непролетарского происхождения. В возрасте 25-26 лет он называл себя студентом и не скрывал своей любви к роскоши, но, к сожалению, не мог ее удовлетворить. В пути до Кандалакши он был вежлив и скромен. Но я знал, что он с нами не только для того, чтобы обеспечить нашу безопасность. Должно быть, одной из его целей было проникнуть в намерения союзников по поводу интервенции, которая ка залась неизбежной».

1918 год. Кандалакша. Поезд, доставивший лидеров союзных миссий в Мурманск.

Утром 31 июля корабли с представителями американской, английской, французской, итальянской, сербской и других иностранных дипмиссий ошвартовались в Кандалакшском порту. Получилось почти по Пушкину: «Все флаги в гости будут к нам». «На берегу было оживленно, как будто боялись нападения, - рассказывал Нуланс. - Англичане предприняли тщательные меры предосторожности. Однако так было угодно случаю, что наши корабли были поставлены около баржи с грузом взрывчатки. Не успели мы пришвартоваться, как комендант порта перевел нас в другое место, чтобы избежать неприятностей от этого соседства. Все, кто входил к нам, тщательно проверялись».

Впечатление от временного пристанища было у французского посла неоднозначным. «Кандалакша была всего лишь жалкой деревенькой, затерянной в северной части Беломорской губы, которая отделяла от континента Кольский полуостров», - писал он. И одновременно подчеркивал красоту заполярной природы: «Пологий пляж поднимался к многовековому сосновому лесу, великолепно обрамлявшему бухту. Белые ночи составляют особое очарование Крайнего Севера летом. В любое время ночью мы могли читать и писать без лампы. Воздух был настолько прозрачен, что на юго-западе горизонта отчетливо вырисовывался противоположный берег».

Кандалакшский порт тех времен Нуланс оценил невысоко. «Устройство порта было очень несовершенным, - отмечал он. - Суда причаливали к деревянной пристани. На побережье, насколько хватает глаз, выстраивались друг над другом штабеля круглого леса, связанного десятинами. Огромный пляж казался пустынным, несмотря на грузы, покрытые брезентом, палатки сербского поселения, несколько гуляющих пассажиров с зафрахтованных посольством кораблей».

Река Нива у села Кандалакша

Дипломаты остались жить на судах, сходя на берег лишь для отдыха и раз влечений. Некоторые из них отправились по железной дороге в Мурманск, чтобы связаться со своими правительствами. Прочие, помимо исполнения служебных обязанностей, гуляли, общались с местным населением и даже занимались спортом. «Одним из самых прекрасных и вместе с тем самых опасных, - сообщал Нуланс, - был спорт, которым увлекались канцлер посольства США и его инженер. Они шли вверх по течению реки Кандалакши - стремительного потока шириной как Сена, - приблизительно одно лье с топором и мотком проволоки на плече. Добравшись до удобного места, они срубали дерево и строили плот, на котором устремлялись вниз по течению. Вооружившись каждый шестом, они маневрировали между полноводными камнями, которыми изобиловало русло реки. Эта опасная игра требовала не только хладнокровия, но и ловкости. Мы ждали, сидя на берегу, их возвращения. Они появлялись внезапно в стремительном и бурлящем потоке. Скорость их плота была такой, что их уносило в море на один - полтора километра от побережья». 

Отразилось пребывание в Кандалакше и на рационе питания дипломатов. В нем в больших количествах появилась семга, обилие которой в окрестностях села буквально бросалось иностранцам в глаза. Тот же Нуланс, например, пояснял, что царь-рыба «была настолько обычным явлением в этом крае, что наш повар обменивал ее на сухари».

На несколько дней порт северного села на юге Кольского полуострова стал центром, из которого расходились приказы и распоряжения, подталкивающие находившиеся на Севере России союзные силы к открытому противостоянию Советской власти. Дэвид Френсис писал сыну из Кандалакши «Национальная гордость русских, похоже, проснулась, и они настолько возмущены большевистским режимом, что способны пойти на союз с Германией, если мы не вмешаемся. Я. выступаю за интервенцию. Американские морские пехотинцы высадились в Мурманске, и я надеюсь, что американские войска уже держат путь в Архангельск. Я выпустил несколько заявлений и деклараций, пытаясь поднять русский народ на борьбу».

Белом море на борту «Вайгача». Мирослав Иванович Спалайкович, посланник Сербии в России, разговаривает со Станко Лапайне.

Ну а что же югослав Лапен? Он тоже не терял времени даром и развил весьма бурную деятельность, попытавшись организовать на сопровождавшем дипломатов тральщике побег, как сказано у Нуланса, одного «известного мурманского большевика». Есть, впрочем, и другая версия событий, изложенная в воспоминаниях кандалакшанина Николая Курасова: «Часов в 12 дня, - пишет он, - в Кандалакше внезапно началась орудийная стрельба. Оказалось, что в Кандалакшу прибыли два парохода, с посланниками разных иностранных держав. Пароходы сопровождал наш архангельский тральщик № 20, который англичане пытались задержать, так как в эту ночь был намечен план взятия Архангельска, и они не могли выпустить тральщик в тыл своей флотилии».

Так или иначе, дело действительно дошло до артиллерийской дуэли между тральщиком и английской береговой батареей, закончившейся победой англичан. В итоге, организатором всех враждебных союзникам действий посчитали ни кого иного, как Лапина-Лапена. Красного «зайца» немедленно заключили под стражу в каюте на корабле Нуланса. Разозленные англичане добивались расстрела большевистского комиссара, но перед отплытием в Кандалакшу послы дали Лапену гарантии неприкосновенности, и Нуланс не счел возможным нарушить эти обязательства. Однако проучить «зайца» все-таки сочли необходимым. На берегу построили солдат Запасного батальона Добровольческого корпуса сербов, хорватов и словенцев. «Когда сербский представитель господин Спалайкович узнал об измене своего соотечественника Лапена, - описывал происшедшее Нуланс, - он протащил его вдоль релинги и показал ему своих, славных даже в лохмотьях солдат. В порыве гнева он кричал ему: «Если бы я приказал тебе спуститься, если бы я выдал тебя им, они бы истыкали тебя штыками, и ты понес бы заслуженную кару». Лапен посчитал за счастье вернуться в каюту, откуда он больше не выходил до нашего возвращения в Архангельск».

Остается добавить, что 2 августа 1918 года в Архангельске произошел антибольшевистский переворот, тут же поддержанный войсками держав Антанты. Когда ситуация в городе на Северной Двине чуть успокоилась - иностранные дипмиссии вернулись туда, покинув Кандалакшу. Вскоре на Русском Севере окончательно сформировался один из фронтов Гражданской войны. Что касается Лапина-Лапена, настоящее имя которого, как выяснилось позже, было Станислав (Станко) Лапайне, судьба его оказалась незавидной. До окончания интервенции он сидел в тюрьме, а затем был переправлен на родину - в Югославию. Думаю, он не раз вспоминал драматические события в Кандалакшском порту, имевшие для него столь печальные последствия.

Из книги "История порта и города. Морской порт Кандалакша". 1915 год.

Книгу можно почитать в краеведческом отделе центральной библиотеки Кандалакши.